Разбитые в кровь ноги не успели еще поджить, как через 10 дней ночью по тревоге училище было почти полностью отправлено, как потом узнали, под Сталинград — шел июнь 1942 года. Ангел снова прошелестел крылом над Игорем.
«5.9.42… Мама, опишу наш распорядок: подъем в 6.00. Первые два часа обычно политподготовка, топография или химдело. Это — утренние занятия, начинающиеся в 7.00. В 8.55 завтрак — 200 г хлеба, 25 г масла, 20 г сахара, суп или каша (которая бывает даже гречневой). После завтрака — 6 часов занятий — обычно — тактика, строевая подготовка или огневая… Времени свободного совершенно нет, ибо темп занятий очень напряженный (например, на изучение пулемета дано всего 4 часа…))
«10.10.42… Зачислили нас (человек 40 из всего училища) в специальное минометное подразделение».
«2.11.42… Скоро уже 6 месяцев моей военной службы. За это время многому научился: от мытья полов и чистки картошки до командования минометным расчетом, взводом».
«11.11.42… На днях ходили на двухсуточные учения за 60 км С минометами за плечами, почти без пищи, без отдыха. Потом прямо с марша зарылись в землю, в окопы, отражали нападение «противника» И 12 км бегом преследовали его. Затем опять-таки без отдыха и горячей пищи — домой. Достал ось крепко. Дома взглянул в зеркало — страшновато стало… Если бы не предшествовавшая закалка в училище, мне не выдержать такого перехода. Это еще цветики — впереди «тимошенковские кроссы» — лыжные походы на 100–120 км. Сверх сил человеческих ничего не делается…»
«4.12.42… И еще один — считаю немаловажный — фактор: пришлось ПО крутиться среди самых различных людей, потыкаться самым чувствительным местом — носом об острые углы их, получать иногда больные щелчки по этому самому носу… Учеба идет напряженная. Привожу в порядок всю огромную кучу знаний, накопленных в училище, пополняю кучу эту тем, чего в ней не хватает. Учимся и практической жизни на фронте: 2–3 дня в неделю живем на открытом (и очень морозном!) воздухе, питаемся концентратами из походной кухни, спим на улице, почти не слезая с лыж. В сутки делаем по 30–40 км. Боевой выкладки с себя не снимаем…»
Новое пополнение проходило курс обучения ускоренным темпом, и в декабре колеса под вагонами теплушек простучали: «на фронт, на фронт». Куда — никто не знал, точнее — не говорили.
Двигался эшелон неспешно. На Урале хватили морозы ниже 50, печурки в теплушках были раскалены докрасна, а на стенках вагонов — полуметровый слой льда. Паровозы не кипели, застряли где-то на станции в Башкирии. Сердобольные жители разобрали лейтенантиков по домам — подкормить, обогреть. Игорь решил не только обогреться, но и помыться-побриться, замешкался. Прибежал на станцию — состава уже не было. Таких набралось человек пять-шесть — отставшие от эшелона, дезертиры по законам военного времени. Военный комендант успокоил: скоро пойдет дрезина, нагоните, не горюйте. Хорошо, дрезина оказалась закрытой, домчались до станции Янаул, а состав еще не приходил и ожидался не раньше чем через 10 часов. Молодые лейтенанты, получившие при выпуске денежное довольствие, были при деньгах, а в городке — ярмарка, отмечался мусульманский праздник. Десять часов даром не пропали, а то черт его знает, что ждет впереди! На станции эшелон уже стоял. Нагоняй получили, но все обошлось, снова со своими в теплушке.