Высокий кивнул головой.
— Хозяин много добра уволок? — спросил он.
— Почти ничего, — ответила Надя. — В чем были, в том и поехали.
— Приятно, — не без удовольствия отметил высокий. — Все барахло ликвизируем для революционного пролетариата. А теперь еще один вопрос, самый главный. С золотишком как? Прихватили?
— И не темнить! — прикрикнул Юрочка, поигрывая плетью.
— Я не заметила.
— Дико! — возмутился высокий. — Пролетариат, можно сказать, кровь свою проливает, а она не заметила! Разве же такая бывает солидарность?
— А может, вы заодно с ними?! — прошипел Юрочка и, кинувшись к Наде, крепко стиснул ее руку.
— Да вы что говорите?!
В голосе Нади было столько возмущения и обиды, что незнакомцы поняли: она говорит правду. Юрочка отпустил ее руку, а высокий покровительственно сказал, хлопнув ее по плечу.
— Признаем, мадам. Тут такое дело, что революции нужно золото...
— Вот так! — поддержал Юрочка и провел ладонью по горлу.
— Придется обыск. Как ты по этому вопросу кнацаешь? — глубокомысленно обратился высокий к Юрочке.
— Рванем.
— Разрешите, мадам? — Было это сказано скорее в тоне приказа, и Надя именно так и наняла.
— Смотрите, воля ваша, — сдержанно ответила она.
— Спервоначалу пройдемся, обглядимся, что и чего, — предложил высокий.
— А вы от нас никуда! Ни на шаг! — приказал Юрочка и пригрозил плетью приотставшему Василию. — А чуть чего, все пули в рот тебе пошвыряю. — Увидев в столовой накрытый стол, он кинулся к Наде: — А это почему на столе собрано? Для кого жрачка?
— Резон, — поддержал высокий и протянул руку к кобуре. — Ну? Кого ждете?
— И без обмана! А то враз к стенке! — взвизгнул Юрочка.
— Спокойно, Юрочка! Я тебя прошу — прижми нервность, — многозначительно сказал высокий. — Мадам, так для кого вся эта обильная шамовка? По-быстрому!
— Для вас, — ни на кого не глядя, сказала Надя.
— Врешь...
Надю, словно плетью, хлестнула площадная брань. Она даже вздрогнула, как от удара, и оторопело глянула на Юрочку.
— Чего уставилась?! — опять взвизгнул он и поднял руку с плетью, намереваясь ударить девушку, но его остановил высокий.
— Я говорю — ша! — грозно прикрикнул он.
Надя была в смятении: то, что перед ней красные, поначалу не вызывало никакого сомнения, но окрики Юрочки, его угрозы настораживали; удивляло и то, что этот злобный человечишко в присутствии комиссара допускает брань и грубость. О комиссаре Кобзине Семен говорил только хорошее. Правда, комиссар сдерживает Юрочку, но вообще у них какие-то удивительные отношения. И говорят они не совсем обычно. Да, комиссар хорошо одернул Юрочку, но и в нем самом тоже есть нечто такое, что вызывает беспокойство и настораживает.