Молли повторила мелодию, с мрачным удовольствием наблюдая за тем, как темные призраки тают буквально на глазах.
— Ага, вам хочется поскорее встретить своих богов, гнусные тараканы! Когда увидите их, предайте привет от Молли Темплар!
Чимекский двигатель вибрировал как безумный — это в сотворенный из человеческой крови механизм затягивалось облако Уайлдкайотлей. Вскоре машина сменила диапазон издаваемых звуков, и под конец испустила едва ли не человеческий вздох. Рядом с краем пропасти на полу распростерлись тела двух каторжников — их кости обратились в прах, а сами они обуглились в тех местах, где Уайлдкайотли обожгли их пламенем. Вайнсайдскому Душителю больше уже никогда не стиснуть своих мерзких пальцев вокруг шеи очередной жертвы.
Из открытой двери в холодное помещение пахнуло теплом. Молли бросилась на помощь паровику. Нужно было вновь поставить его железное тело на гусеницы.
— Слоустэк, ты меня слышишь?
— Слышим, — прошептала голосовая коробка, вернее, натужно проскрипела, покореженная силой удара. — Мы также слышали твою мелодию. Она была отвратительна.
— Вот и Уайлдкайотли были того же мнения, — сказала Молли и оглянулась по сторонам — может быть, найдется что-то такое, что сошло бы за инструмент, с помощью которого можно починить пострадавшего паровика. Однако ничего подходящего не увидела. Это же надо! Она застряла в центре земли рядом с самой огромной машиной разрушения, какую только сумело создать за свою историю порочное человеческое сердце, зато под рукой у нее не оказалось даже обыкновенного молотка.
— Не бросай меня, Слоустэк. Не оставляй меня здесь одну, в этих жутких пещерах! Прошу тебя, не надо!
— Для нас настало время переместиться в другой зал, — произнес паровик. — Наша нить великого орнамента приближается к концу.
Молли крепко сжала железные пальцы руки-манипулятора паровика.
— Я не дам тебе умереть еще раз!
— Мы прошли деактивацию уже дважды, мягкотелая Молли. Это так просто. Куда сложнее та часть великого орнамента, которая называется жизнью. Не надо слишком долго скорбеть о нас.
— Мне страшно, Слоукогс, Сильвер Уанстэк!
— Не бойся за нас, юная мягкотелая. Если мы не страшимся тьмы до того, как нас запустят в действие, то почему мы должны страшиться ее после того, как нас не станет? Мы всего лишь ноты одной бесконечной мелодии. Каждая отдельная нота отзвучит, но сама мелодия продолжается вечно.
Бойлер Слоустэка дал течь, и на пол вытекла лужица воды; свет на его зрительной пластине тоже начал меркнуть. Молли не могла сказать, сколько просидела рядом с пустым металлическим корпусом, из которого ушла жизнь, прежде чем почувствовала позади себя жар. Над полом подрагивала белая сфера размером с батискаф, верхушку которой венчал один-единственный глаз. Вскоре на гладком металле проступили детские черты, словно через волшебный фонарь кто-то показывал живую картину.