— Примерно так, — не полез в детали я.
Уже перед уходом Гурко задумчиво сказал:
— А ведь среди лиц, которых вы … э… оберегаете… (приберегаю, уточнил я), есть не только землевладельцы. И, как я сейчас начал подозревать, не только российские подданные.
— Рад, что вы затронули этот вопрос, — кивнул я. — Мне кажется, он требует вдумчивого обсуждения и хорошей подготовки. Прошу вас передать Петру Аркадьевичу мою просьбу о личной встрече по этому вопросу. Не сегодня и не завтра, пусть подготовится, дело непростое.
Дело действительно было очень непростое. Еще до войны мы начали собирать досье практически на всех иностранных предпринимателей в России. Они были условно разделены на три группы. «Полезные» — это те, сотрудничество с которыми приносит и будет приносить явную пользу. «Сомнительные» — это где имелась не только польза, но и ущерб в той или иной форме, а кто такие «Вредные» — я думаю, и так ясно. Материал на большинство из них даже не пришлось фабриковать — они и сами нарушали закон с хорошим размахом. В порядке предварительной подготовки Гоша уже несколько раз вставлял в свои речи пассажи о том, что перед законом, который превыше всего, должны быть равны все, независимо от происхождения и положения. Слово «подданство» он пока не употреблял, дабы не спугнуть. Ибо ближайшими кандидатами на приведение их деятельности в соответствие с законодательством были люди, ссора с которыми требовала очень хорошей подготовки — потому как планировалась национализация бакинских нефтепромыслов. Следующим на очереди был Донбасс. И начинать такие дела можно было только при полном взаимопонимании с премьер-министром…
Разумется, это никак не могло быть одномоментной разовой акцией — в этом случае провал был бы гарантирован задолго до начала. Тут требовалась сугубая постепенность…
Всю российскую нефть контролировали четыре группировки. Самой мощной была нефтяная империя Нобелей. В затылок им дышали Ротшильды. На третьем месте, судорожно мечась между обладателями двух первых, изворачивался Манташев. Грозненские прииски Его Высочества, а ныне Величества, стояли в стороне и работали не на экспорт, а на внутренний рынок, но зато практически монопольно. После долгих дебатов в качестве первой жертвы нами были выбраны Ротшильды. Это обеспечивало нам благожелательную поддержку со стороны Нобелей и, как дополнительный бонус, возможность в случае победы наложить лапу еще и на большую часть манташевских предприятий. Причем акция должна быть представлена не как часть долговременной государственной политики, а просто как конфликт Найденова с Ротшильдами. Французкий отдел Танечкиной службы уже давно разработал несколько вариантов, якобы объясняющих, с чего это вдруг Найденов покатил бочку на бедных евреев с красным щитом — ибо слово «Ротшильд» было изначально не фамилией, а прозвищем, образованным от герба. В частности, в Париже был создан «Банк имени Елисейских полей», куда я вложил довольно значительные средства, а благодаря стараниям Танечки у Ротшильдов помаленьку начинали появляться мысли, что столь плохо лежащие деньги будут лучше смотреться у более серьезных владельцев. Моим партнером по банковскому бизнесу был некто Жан Мелье — абсолютно никчемный тип с манией величия и пристрастием к кокаину, выбранный Танечкой на роль организатора и вождя Французской социал-бонапартистской партии. Она нужна была для ответов на могущие возникнуть вопросы, кто и за что стрелял в таких почтенных людей, как господа Ротшильды, например. Разумеется, столь ответственное дело, как хорошо прицелиться и нажать на курок, этим горлопанам никто доверять не собирался. Но вот поднять радостный визг — «Это мы! Бойтесь, ибо так будет с каждым посягнувшим на святое!» — было вполне в пределах возможностей данной партии.