Он не чувствовал ни тела, ни усталости, ни раздражения, ничего не чувствовал. И не видел ничего — ни рук своих, ни кончика носа, словно и не было тела, словно некто подцепил его, высосал мозг из черепной коробки во тьму и пустоту да там и оставил его лежать бесчувственным, ослепшим, оглохшим. И каким-то безразличным, сторонним.
Ничего вокруг. Только он сам, только его разбухшая, непомерная голова — будто гигантский, занимающий весь мир зал. Пустынный и всеми оставленный, никому не нужный и совершенно темный зал — омертвевшее пространство. "Вот так сходят с ума, — тоскливо подумалось Сашке, — как все просто и незатейливо, без предупреждений и симптомов. Бац — и готово!"
И еще он ощущал странное раздвоение. Он был одновременно и непомерным, чудовищно огромным залом, и кем-то жалким, крохотным, сиротливо притаившимся на полу в этом зале. Такое раздвоение в сознании окончательно убедило Сашку в том, что дела его плохи. Но предпринимать что-либо он не собирался. Да и что он мог предпринять?
Время шло, но глаза к темноте не привыкли, мрак не рассеивался. Зато появились первые, неясные, словно выплывающие откуда-то издалека, из-под сводов зала звуки. Что-то слабо потрескивало, шуршало. Чуть позже ему показалось, что он слышит как сквозь вату невнятные, переругивающиеся голоса. Сашка затаился, насколько это можно было сделать в его положении, стал прислушиваться. Голоса приближались — в зале кроме него были еще двое, теперь это различалось довольно-таки определенно. Но ведь зал был его головой! "Что они тут делают, откуда?! — Сашка разволновался. — А может, я уже в психушке, может, это?.." Ему захотелось заорать на непрошеных гостей, затопать на них ногами, выпихнуть вон. Но ничего он сделать не мог. Оставалось лишь ждать своей участи и радоваться, что хоть что-то ощущает, а следовательно, и надежда какая-никакая есть.
Голоса становились разборчивыми, можно было уловить даже отдельные фразы:
— …семнадцать — тридцать один — на дубль. Левую двести шестую врубай да проверь подсвязь, — бубнил один.
— Учи ученого, — хрипло откликался другой, — двести шестую снял.
Снова что-то треснуло, зашуршало. Сашке даже показалось, что его кольнуло, будто легким разрядом ударило. Что они тут вытворяют?! Он чувствовал приближение незнакомцев, так вольно орудующих в его зале-голове.
— Руби двести четырнадцатую, — равнодушно пробубнил первый.
— Готово, — отозвался второй, хрипатый. Помолчав, добавил: — Ну, чего, пошли, что ль?!
— Успеется еще, ты не халтурь! Чего там с техдокументацией? Отмечаешь?!