У всех дорога "общая" и у каждого — своя. Это одно из удивительных свойств "дорог": вроде бы все перемещаемся по "одной и к общей цели", а если приглядеться — у каждого она своя.
Дороги наши на всей длине уставлены "вехами жизни". Отметинами, то есть. Мы их сами ставим, но "финальный" вертикальный столб не выше длины тела с двумя, или тремя перекладинами разной длины и наклона, за нас, как "высшую милость усопшему", ставят другие. Самая большая загадка сокрыта в "финальном" столбике с названием "крест": одна перекладина на нём почему-то пришпандорена наискосок, но почему — об этом знает ничтожно малое число пользующихся столбиками.
На столбике две основные перекладины разных размеров: меньшая — вверху, ниже — длиннее, третья, как упомянул — косая.
Перекладины лепятся при полном незнании для чего лепятся.
Первый свой "столб" без применения "регрессивного гипноза" вижу до сего дня: сад с землёй, покрытой слоем больших листьев. Цвет у листьев одинаково жёлтый, и на лиственном ковре расставлены чёрные стволы деревьев. Солнца нет. Стою у большого закрытого окна, а за окном — мать. Больница. Мать или оставляет меня на лечение, или пришла спасать от лечения.
Медицина во все времена плутала по диагнозам, но у кого и когда такое случалось часто, а где ошибки были минимальными — этого я не знаю.
Но знаю: ошибка врача в диагнозе — окончание моего срока пребывания в этом мире.
Точность диагноза никак не связана с размером гонорара врачу.
Иных, более ранних "столбов на дороге жизни" не помню. А ведь они у меня были!
Совместное сочинение с бесом — слабое подражание "мастерам слова" и образец вольного обращения с родным языком. С историческими фактами мы вообще не церемонились, но на это есть оправдание: если при написании было что-то непонятно, то я обращался к бесу за пояснениями и он заполнял "белые пятна" в знаниях "о великом прошлом". Проверить "показания" беса, или просто усомниться в его высказываниях не мог по причине слабого образования, поэтому и набирал всё, что внушала невидимая сущность.
Бывало и так: бес уходил посреди главы. Молчал, не отзывался на "призывы о помощи" и походил на "зависший" компьютер. Такие моменты оценивались мною как "измена родине", но поскольку над бесом не властен, то всё шло по его "режиссуре".
Случалось, что "соавтор" влезал в набираемый текст без приглашения и портил абзац, а иногда — и страницу полностью. "Уводил мысль в сторону и превращал её в непонятную". Изгнать беса в такие моменты было невозможно и невольно приходилось идти на искажения истины. Внимательный читатель без труда их увидит.