— Кому как. Может, и не пойду в Овражки, может, в Озерцах, у деда Яромира останусь.
— Твое дело, — зевнул Олег. — Корчму-то не жалко? Пропадет заведение.
— А она бате за так почти досталась, — сплюнул отрок и поморщился. — Батя хозяйствовать не любит, ему все в обузу — и корчма, и я. Да и мать в обузу была. Дружинник… Разбойник, почитай.
— Ты уж на отца-то не ругайся. — попросил его ведун. — Все же он о тебе заботится, в люди вывести хочет.
— Хочет он… Как же… А сам в Озерцы отправил, к деду Яромиру постылому. Да не он один, остальные там еще хуже! А в Овражках и того пуще.
— Не любишь родню? — с сочувствием спросил Олег. Ратмир не ответил, только сплюнул еще раз и принялся расковыривать прыщ на щеке. Он, видимо, пошел в мать: беловолосый, бледный, с тонкими нервными губами и глубоко посаженными водянистыми глазками. А может быть, она была красавицей — в сыне же проявился дед Яромир. В любом случае сын корчмаря Олегу не нравился. Но попутчик есть попутчик, не бросишь же его одного!
— Давно мать-то умерла?
— Тебе отец отвести меня приказал или вопросы задавать?
«Ах ты, змееныш!» — рассердился Олег, но виду не подал.
Зато подхватил мешок — нечего задерживаться, такого товарища лучше поскорее до места довести и проститься.
— Пошли!
Их почти догнала телега, которую, в свой черед, настиг скакавший по дороге ратник. Чтобы разминуться, ему пришлось съехать на обочину — конь споткнулся, и всадник едва не слетел на землю.
— Ах ты, чурка сиволапая! — В досаде ратник хлестанул плетью крестьянина, с готовностью сгорбившегося, и поскакал дальше.
Ратмир тоненько расхохотался. Крестьянин поднял на него недобрый взгляд.
— Ты что это потешного увидел, сопляк? Вот сейчас слезу да вздую, будешь впредь зубы скалить!
— Чурка сиволапая! — повторил Ратмир и, продолжая смеяться, пошел дальше, не обращая больше на крестьянина внимания.
Тот, смущенный таким обращением перед женой и детьми, недовольно покосился на Олега, на его богатую саблю и промолчал. Ведун смущенно покашлял, но не говорить же: я не против, слезь и надери ему уши! Глупо… Да и не те времена, чтобы кому-то доверять наказание вверенного тебе юноши: народ всюду крутой, уши надерут так, что и ушей не останется — в самом прямом смысле.
Крестьянин раздраженно стегнул лошадку, и та, печально вздохнув, пошла живее. Один ударил хозяина, другой посмеялся над ним, третий напугал — а отвечать за все ей.
«Был бы один — не испугался бы, — подумал Олег. — Наверняка в сене коса, да и за сапогом что-нибудь найдется. Но он с семьей, ответственность на нем, головой рисковать не может. Нечестно получилось».