Все вещи, кроме уставных, у дезертиров отбирали, и, собрав большую кучу, подожгли её.
Они уходили от нас в состоянии страшного самоопустошения, похожие на толпу пленных румын. И ведь прав был Колька Литвинов, сказав про них: «Не казаки…».
Заканчивая повествование о дезертирах — чёрной странице истории батальона, хочется сказать и о том, что и в этом было испытание казаков на прочность. До Чечни мы были рудой, а теперь, пройдя через горнило боёв, раскалённые, легли на наковальню, и от металла отбился шлак и окалина. И эта ситуация с дезертирами была для нас остужающей водой, в которой металл получил закалку.
И благодарю Тебя, Господи, что дал ты мне и моим братьям сил, чтобы остаться верными Тебе и верными присяге. Не отвернись по милости Своей от нас, и не оставь тех, кто когда-то по человеческой слабости присягу нарушил, и через это, по незнанию, оставил Тебя…
Бойцы стояли передо мной, в большинстве своём насупленные и угрюмые, кое-кто отводил в сторону глаза, изначально осознавая всю ошибочность своего поступка. Некоторые казаки молча наблюдали происходящее, создавая видимость нейтралитета и пока никак не выражали своего отношения к поведению товарищей, решивших стать отказниками. Для меня было шоком, ударом под дых решение восьмерых моих боевых товарищей уехать домой. И это теперь? Когда с очевидностью было ясно, что на позициях под Ведено мы задержимся недолго — обескровленный батальон скоро будут менять (и ведь поменяли — прошло чуть больше недели), когда ещё жива была память об изруганных и оплёванных казаками волнах дезертиров, уехавших из Чечни после Грозного и после Орехово, о том позоре, который, как нам казалось, лёг не только на них, но и на нас. Не останавливало их и осознание того, что своим уходом они сваливают на наши плечи груз опасности, дыхание которой мы все почувствовали сегодня ночью, когда из-за реки по нашему расположению неизвестные «индейцы» сделали автоматную очередь, и мы долго потом тыкались огнём шестерых ПК в непроглядную темень, в слепую воюя с фантомами, в то время как другая группа противника, неуслышанная казаками, спокойно проходила в сторону Ведено между нами, находившимися в огневых точках на кладбище, и теми бойцами, что прикрывали наш тыл, находясь на вершине господствующей высоты.
Я видел лица отказников и понимал, что некоторые из этих людей поступили опрометчиво, под воздействием напора тех немногих, кто хотел уехать во что бы то ни стало, и теперь уже сожалели о принятом и высказанном вслух решении. Но и отказаться от этого ошибочного шага у них не было сил, и всею внешностью своей, и опущенными головами, и ушедшим в сторону взглядом, и упорным молчанием они, казалось, выражали покорность судьбе, оказавшись заложниками ошибочного чувства нерушимости данного кому-то под неправедное деяние слова и поступая по принципу: «Будь что будет! Сгорел забор — гори и хата».