Получалось, что так. Впрочем, деревенские от такой жизни наверняка не унывали. Болота да вязи надежнее любого тына защищали их от всякого рода разбойников и бродяг, а самим в люди выехать — так летом на лодке можно, а зимой и вовсе по реке санным поездом.
— Эй, ведун! — появился из «сарая» хозяин ладьи. — Иди сюда, перемолвиться с тобой желаю.
— Ну вот, — вздохнул Олег. — Не успел наняться, уже «на ковер» вызывают.
Он даже не ожидал, насколько окажется прав. Широкое хозяйское помещение примерно четыре на четыре метра ковры устилали в самом прямом смысле этого слова. Пушистые бухарские, с ворсом в ладонь толщиной, лежали внизу, войлочные турецкие висели на всех стенах… Или Турции в этом мире не существует? Ладьи, помнится, были в употреблении давно… Очень давно… На них ушкуйники Золотую орду грабили, в Норвегию ходили, по Оби в дикие земли. В общем, не меньше тысячи лет в употреблении находились, по такому изделию точно датировки не добиться.
— Садись, Олэг, — указал купец на место перед расстеленной на полу скатертью, — угощайся, гостем будь. Дай, я тебе вина налью древлянского. Белорыбицы отведай итильской, мясца соленого.
— Спасибо, не откажусь…
Придержав ножны, чтобы сабля не попала под ноги, ведун опустился, взял небольшой ломтик рыбы, положил в рот… Слабосоленая рыбка оказалась настолько нежной, словно на язык попал только запах — пахнуло дымком, ощутился легкий привкус жирка, ан рыбки-то уже и нет, растворилась, будто леденец. А вот вино было полной противоположностью: густое, как свежий мусс, оно пахло пряностями, вязало рот, точно черноплодка, и имело яркий вкус терпкого вишневого сока. Олег с огромным наслаждением выпил всю налитую кружку и собственноручно наполнил ее снова, туг же сделав еще несколько глотков.
— Ты ничего не чувствуешь на моей ладье, ведун?
— Я? — Середин пожал плечами. — Да вроде ничего.
— Совсем?
На этот раз Олег чуть помедлил с ответом… Нет, крест холодный, предчувствия никакого нет…
— Нет, ничего не чувствую.
— Видать, плохой ты ведун, Олэг, — вздохнул купец. — Проклята оказалась эта ладья. Вещий Аскорун, волхв ильменский, предрек кораблю сему игрушкой чар колдовских, чернобожских стать. Кружиться путями неведомыми, царствами живыми и мертвыми. А мне предсказал встречу с пучиной и обитателями ее вод, холодными и горячими.
Любовод нервно схватил кружку вина и осушил ее одним глотком. Потом расстегнул кафтан, грубо отшвырнул его в угол, оставшись в ярко-синей шелковой косоворотке с алым воротником. Похоже, зажатый глубоко в душе страх пытался вырваться наружу.