— А потом, спустя месяц после похорон, я узнала, что беременна тобой.
Значит, она дитя погибшего любовника. Неудивительно, почему оба родителя отдалились от нее. Ведь Лидия служила живым напоминанием о предательстве матери.
— А ты точно уверена, что я… Ну, что я — дочь Дэниела?
— Ты очень на него похожа. К тому же Эдвард в детстве переболел свинкой.
Когда до Лидии дошел смысл сказанного, ей стало дурно. Получается, у ее отца не могло быть детей. Так же, как у Джейка. Поэтому Лидия являлась не только свидетельством падения матери, но и ходячим напоминанием о том, чего Эдвард был навсегда лишен, о том, чего он никогда не смог бы дать Рут. Но Эдвард Шеридан — не тот человек, кто готов признать себя неудачником. Это с его-то способностями, с его-то карьерой! Поэтому он постоянно и ревностно следил за успехами Лидии, поэтому так высоко поставил планку. Он не хотел, чтобы девочка когда-либо достигла этой планки: ведь она — не его ребенок, она не может быть хорошей по определению.
— Мы с Эдвардом обсудили сложившуюся ситуацию, и он согласился принять тебя, вырастить, как родную.
Лидия даже представить не могла себе, как мог проходить тот разговор. И не могла понять, что заставило Эдварда согласиться. Неужели он так сильно любил Рут? Но девушка не помнила за своими родителями ни одного проявления привязанности, нежности друг к другу, подобного тому, что она наблюдала в доме Андерсенов.
— Только он никогда не воспринимал меня, как родную, — тихо промолвила Лидия, — для него я навсегда осталась ребенком Дэниела.
Рут промолчала, словно подтверждая справедливость замечания дочери. От страшного открытия у Лидии закружилась голова.
— Ты собиралась уйти от Эдварда. Значит, ты планировала… — Девушка не могла допустить мысли, что ее мать, возможно, подумывала сделать аборт. — Ты не думала о том, чтобы растить меня в одиночку?
— Мои родители были уже слишком старыми. Полли обещала помочь, но я не хотела взваливать эту ношу на ее плечи.
— А почему ты не отдала меня в семью Дэниела? Наверняка они были бы рады ребенку погибшего сына.
— Мы с Эдвардом решили сами воспитать тебя.
Лидия скривилась. Все это было лишь для того, чтобы спасти лицо, не подмочить репутацию.
— Значит, у меня есть и другие родственники? Которые, возможно, приняли бы меня такой, какая я есть?
— Они ничего про тебя не знают.
— Может, стоило им сообщить?
— Это ничего бы не изменило.
— Нет? А так лучше? Да я для тебя воплощенное чувство вины, а отец, — или как теперь ей называть этого человека? — а отец, видя меня, снова и снова переживает обиду на свою судьбу.