Как только Дэвид вошел в конюшню, конь почуял его, узнал и приветственно зафыркал, перебирая ногами.
— Он скучал по тебе, — заметила Ди.
Шпандау погладил Хоуги по лбу и потрепал по шее.
— Надо было ему принести вкусненького.
— Если ты на нем покатаешься, он и так будет счастлив. С тех пор как ты уехал, он не ходил под седлом.
Они вывели лошадей на пастбище, и Шпандау закрыл ворота. Затем сели в седла и пустили лошадей медленным шагом по пастбищу, через вторые ворота и вверх по лесистому холму. Оба молчали. Тропа петляла по склону между деревьями и вскоре стала такой крутой, что лошади то и дело останавливались, если их не понукали. Через некоторое время деревья расступились, и они выехали на поляну. Далеко впереди виднелся океан и склон Вентуры. Утес, на котором они остановились, резко обрывался в долину с разбросанными там-сям фермами. У самого края утеса приткнулась грубо сколоченная скамейка. Шпандау и Ди спешились, привязали лошадей и подошли к скамейке. Ди присела, глядя на океан, и сделала глубокий вдох.
— Мама сказала тебе, что сегодня два года?
— Да.
— Он очень любил это место, — продолжила Ди. — Наше тайное место. Я сама сюда доски притащила, чтобы эту штуковину сколотить. Мы с ним вместе на нее целый день убили.
Шпандау коснулся грубой древесины.
— Ты что, нервничаешь? — спросила Ди.
— Да просто конец отпуска, — соврал Шпандау. — На работу выходить неохота.
— А мне казалось, ты любишь свою работу.
— Я такого никогда не говорил. Я хорош в своем деле — это да. Не думаю, что мне светит блестящее будущее в качестве ковбоя.
— Если будешь и дальше себе пальцы отрывать — то, конечно, не светит.
— Я не молодею.
— Ты вечно это твердишь. Сколько мы знакомы. Тебе тридцать восемь?
— Тридцать восемь, — повторил Шпандау. — Господи, а кажется, что все девяносто.
— Вот. Тут собака и зарыта. Да не чувствуй ты себя стариком, я вот не чувствую.
— Нет?
— Да нет, конечно. Наоборот, я чувствую себя молодой и резвой.
— Да уж, резвой, — не сдержался Шпандау, подумав о других мужчинах.
Ди различила в его тоне ревность. Ей не хотелось говорить об этом. По крайней мере, не здесь и не сейчас. Она-то надеялась на спокойную прогулку верхом. Лучше бы в молчании. Просто провели бы время вместе — это ведь случается так редко.
— Что тебе мама сказала?
— Ничего. Сам догадался.
— Я собиралась тебе сказать.
— Ты не обязана отчитываться передо мной, — остановил ее Шпандау. — Мы больше не женаты. Ты вольна делать, что пожелаешь. И в этом нет ничего дурного.
— Ну… А у меня ощущение, что есть.
— Зря. Все логично. Или у тебя это ощущение возникло по другой причине.