Затем, видимо повинуясь команде, они все, как один, с четкостью движений, которой могли бы позавидовать наши самые отборные европейские войска, схватили свои луки, вырвали из колчанов отравленные стрелы — и на то место, где сверкнул огонь, предшествовавший раскату выстрела, посыпался град стрел.
Буры имели в виду прорваться бегом сквозь ряды батоков, но теперь, внезапно услышав, как пронзительно свистят на лету посланцы смерти, они остановились.
— Клянусь всеми чертями, Питер, вы совершили неосторожность! Смотрите, как ловко они стреляют, эти черти, несмотря на темноту. Наш куст утыкан стрелами, как дикобраз колючками. Чуть-чуть в меня не попало.
— Но что нам делать, тысяча молний! Я ума не приложу!
— Пойдем туда, откуда вырывается это красноватое пламя!
— Да подумали ли вы, что говорите?
— Так хорошо подумал, что сейчас же туда отправляюсь. Оставайтесь, если хотите, чтобы вас нашпиговали отравленными стрелами. Что касается меня, то я предпочитаю немного прожариться, чем погибнуть мучительной смертью от нгуа.
— Вы правы, Корнелис. Тем более что начинается ливень. Он нам поможет незаметно пробраться к реке. А там, кто его знает, быть может, мы сумеем выскользнуть из этой ловушки.
То, что бур называл ливнем, было самым настоящим потопом.
Трудно составить себе представление о количестве воды, которое обрушилось на базальтовые скалы.
Это был водяной смерч. Он оглушительно ревел, ломал деревья, уносил камни и мгновенно все затопил.
Батоки цеплялись за что только было возможно, но не отступали, а европейцы забились в укрытие, прижались друг к дружке и этим спасались от ливня, который мало в чем уступал самому водопаду.
К счастью, длительность таких приступов безумства обычно бывает у природы обратно пропорциональна их ярости.
Все кончилось в каких-нибудь четверть часа.
Перестал греметь гром, молнии больше не прорезали небо, грозовая туча сразу потеряла свою мрачную плотность. понемногу стал пробиваться бледный свет, прекратился дождь.
Последний порыв ветра разорвал темную тучу и унес ее на запад; он пригнул столбы испарений, державшиеся над водопадом, но вскоре они выпрямились и вновь обрели свою величественную неподвижность.
И тогда показалось солнце. Оно сняло ярче, чем когда бы то ни было; небесная лазурь была чиста, гроза промыла ее и придала ей чудесную прозрачность.
Европейцы и африканцы были в одинаковой мере потрясены быстротой этого преображения и не смогли сдержать крики радости и восторга.
Все взгляды были обращены туда, где только что краснело изрыгаемое землей загадочное пламя.