Раб и Царь (Смирнов) - страница 168

 Я, собственно, вызвал вас из-за Царя.

 Он, что и вас тоже…? — шёпотом спросил прапорщик.

 Чего тоже? — не понял полковник.

 Извините, это я так, не подумал.

 Вот я вас и вызвал к себе, чтобы подумать. Завтра к нам прибывает партия заключённых.

 И что, среди них есть такой же? — прапорщик многозначительно повертел пальцем у веска.

 Нет, обыкновенные преступники: воры и убийцы.

 А причём же здесь Царь?

 Царь здесь ни при чём. Вернее причём. Один убийца не простой.

 Как это?

 Это убийца отца Царя. Почему он попал в наше учреждение одному Богу известно, видимо в управе проглядел кто-то, но факт остаётся фактом — завтра он будет у нас, и все проблемы связанные с этим будут наши.

 Вот это да! Вот это подарок! — обрадовался прапорщик. — Мы его в камеру Царя и посадим!

 Ты что с ума сошёл? Ты представляешь, чем это может закончиться?

 Товарищ полковник, этого шанса нельзя упускать! Вы представляете, как этот святоша хренов завертится? Он же сейчас в авторитете, а после этого всё на свои места встанет. Нет, этого никак упускать нельзя!

 Я бы категорическим образом запретил это делать, если бы ни ещё одно обстоятельство.

Прапорщик впился глазами в полковника.

 С завтрашнего дня, у вас будет новый начальник. Меня переводят в другое учреждение. Ни про каких царей ваш новый шеф, естественно, ничего не знает. Так, что пользуйся случаем, прапорщик, а я умываю руки.

 Спасибо, спасибо, товарищ полковник, непременно воспользуюсь.

 Вот, собственно, и всё. Иди, я тебе и так сказал больше, чем следовало.

Прапорщик развернулся, чтобы покинуть кабинет, но полковник снова остановил его.

 Сергеич, сегодня вечером у меня отвальная будет, так ты про это дело помалкивай. Понял?

 Могила, товарищ полковник! — Прапорщик лихо козырнул и вышел из кабинета.

Глава 12

Статья, по которой был осуждён Михаил Александрович, предусматривала очень строгий режим содержания заключённого. Однако, законы законами, а в конечном итоге всё решают обыкновенные человеческие отношения. Нет, выйти за пределы зоны он, конечно, не мог, но, что касается жизни внутри её, то с годами всё как-то обустроилось и особенно не угнетало бывшего полковника, если не считать самого лишения свободы. Блатные не трогали его, более того, человек, который на дуэли защищал честь своей дочери и зарубил своего обидчика саблей, вызывал уважение у них. Администрация тоже проявляла к нему снисходительность и иначе, как 'товарищ полковник' к Михаилу Александровичу никто не обращался. Тюремные работы приносили ему скорее удовлетворение, чем раздражение. Дело в том, что его увлечение компьютерами не осталась незамеченной и здесь. Заключённый поддерживал работу всех программ, которыми пользовалась зона. Он свободно заходил в кабинеты, где его всегда ждали и всегда были рады ему. Единственное к чему не мог привыкнуть полковник, так это к разлуке с семьёй. Это мучило и делало его жизнь невыносимой. И только когда мысли погружались в формулы программ, тоска переставала терзать его, давая небольшой перерыв. Администрация понимала это и делала для Михаила Александровича исключение. Он мог писать письма домой без всяких ограничений и получать письма с воли в любом количестве. Писем всегда было много. Жена и дочь писали независимо друг от друга. Ответы шли на каждое его письмо. И порой, Михаил Александрович специально не хотел отвечать на письма, понимая, что у его женщин есть заботы и кроме него, и нельзя отнимать у них столько много времени, но, получив письмо, он садился и тут же писал ответ, не в силах выждать не только недели, но и нескольких минут. Особенно он любил писать и читать письма дочери. Отношения с дочерью у полковника были особенные. Это был тот редкий случай, когда разница в возрасте ни в коей мере не мешала понять мысли и чувства друг друга. У Кати и Михаила Александровича не было запретных тем. Всё, что было на духу, незамедлительно передавалось другому, не рискуя нарваться на критику или нравоучение. Полковник читал письма дочери и как будто оказывался дома среди родных его людей. Катя, получая письма, перемещалась в тюрьму и подставляла свои хрупкие девичьи плечи, помогая отцу нести его тяжёлый крест. О своих отношениях с мужем Катя писала мало. Видимо у неё не сложилось с ним такого взаимопонимания, как с отцом. Но всё когда-то прекращается, и в одном письме Михаил Александрович однажды заметил какую-то недоговорённость. Дочь что-то скрывала от него. Он с нетерпением ждал следующего письма, ожидая получить ответы на взволновавшие его вопросы. Но следующее письмо оказалось ещё загадочнее. В нем дочь писала о своём муже: '… папа это страшный человек. Это он развёл меня с Димой, это он повинен в том, что ты сидишь в тюрьме. Всё, что соприкасается с ним обречено на гибель. Я тоже не исключение. Я очень боюсь, папка! Главным образом за сына. Этот монстр сожрёт и его'.