— Это здесь, — говорит Фрич и пытается рукой нащупать дверную ручку.
Домбал его опережает. Открывает двери ногой. Они скрипят, а мы не можем удержаться от кашля. Нас орошает дождь пыли. Пахнет грибами. Ветром. Гнилью.
— Странно, — говорит Домбал.
Мы стоим в восьмиугольной комнате. Четыре окна. Рамы, когда-то, возможно, голубые, покрыты зарослями грязи. Одно стекло разбито, под его готической аркой зияет звездообразная дыра, в которую летит снег.
— Странно, — повторяет Домбал, — похоже, что часы идут.
Фрич кивает головой:
— Только одни. В виде корабля. Но якорь поврежден. Когда бьет двенадцать, он уже не спускается.
Часов всего двенадцать, ровно столько, сколько обещает туристам путеводитель под названием «Колбач-палац». Они висят на стене между готическими окнами, основательно запорошенные пылью. Одни часы изображают миниатюрный собор, стрелки помещены в готической розетке, а ниже, в портале, — фигурка святого Иоста, Здесь есть и часы-пушка, и часы-ящер, с циферблатом в разинутой пасти. Часы в виде обнаженной женщины, которая на поднятых руках держит глобус. Часы-мушкет. Фрич объясняет, что когда ставили их курок на определенное время, то мушкет стрелял. Есть тут и тирольские домики, и часовенки, и повозки. Но тикает только большой фрегат, с каждого борта которого прицелилось двадцать орудий. Его якорь-маятник, когда до него дотрагиваешься, издает серебристый звук.
— Господин барон Каспар, — говорит Фрич, — получил этот фрегат в дар от итальянского адмирала. Мой дедушка рассказывал, что…
— Хорошо, Фрич, — останавливаю я его, чтобы не пришлось выслушивать еще одну историю эпохи его дедушки. — Скажите мне, Фрич, в котором часу вы показывали Арниму фон Кольбатцу эту коллекцию?
— Я? Я не показывал ему часы.
— А кто?
— Не знаю.
— В котором часу поднялся Кольбатц в башню?
— Разве он тут был?
— Был, Фрич. Потому что он здесь умер.
— Это невозможно, герр гауптман. Пан доктор Бакула говорит, что он умер у камина. Я как раз там его и видел. Пани Ласак — тоже.
— Она тоже? Вы уверены, Фрич?
— Пани Ласак? Конечно. Она стояла у его тела на коленях.
— Неправда, Фрич. Ласак говорит, что она видела труп только издали.
— Нет. Она стояла на коленях. Даже сказала мне что-то странное, чего я не понял, поскольку плохо говорю по-польски. Может, она молилась? Я не знаю.
— Фрич, вы помогали пану доктору Бакуле укладывать тело в гроб?
— Да.
— Вы не заметили, у покойного были часы на руке?
— Не заметил… Я очень разнервничался, так как пан Бакула велел поторопиться с похоронами. И вообще, я боялся…
— …догадываюсь чего, Фрич.