* * *
Мы не договаривались — во сколько встать, всё такое прочее. И меня, например, никто не будил. Просто я проснулся и увидел, что Санька и Светик не спят. Он сидел и проверял магазины к винтовке, а она кипятила чайник. Пахло земляничным листом.
Я что-то буркнул в ознаменование утреннего приветствия, вышел наружу. Было ещё почти совсем темно, туманище, прохладно. Где-то снова грохотал пролетающий самолёт. Я отлил за углом полуразвалившегося сарая, умылся из канавы с неожиданно тёплой водой, посидел немного, думая о том о сём. А когда вернулся, то и Ленок не спала, и Тёмыч с Генком поднялись. Смешно и дико, но о Дрыне никто не говорил и, по-моему, даже не вспоминал.
Девчонки разлили нам чай в консервные банки. Мы съели по две галеты — из тех, что принёс Генок. Он сам сидел хмурый — кажется, пока меня не было, просился с Санькой и тот, похоже, ему отказал.
Пока мы с Тёмычем обувались, Санька со Светиком вышли наружу. Потом, когда на выход двинулся и я, то увидел их. И остановился в дверях.
Они стояли в тумане недалеко от крыльца. По пояс. Неподвижно стояли, молча, ничего не делали, хотя мне сперва показалось, что они целуются. На самом деле Санька, чуть нагнув голову, просто смотрел в лицо Светки. А она своё лицо подняла и тоже… тоже просто смотрела. И ещё Санька держал её руки — обе сразу, спрятав в своих — у себя на груди.
Они были… не знаю. Не умею сказать. И не хочу говорить. Я только попятился назад, впихнул обратно зашипевшего что-то матерное Тёмыча и громко сказа, рискуя разбудит ьмелких:
— Ленок, дай там это…
— Что? — удивлённо спросила она (у неё были красные глаза).
— Это! — повторил я. — Тьфу, блин, забыл из-за вас. Чего стоишь, Тём, пошли!
— Совсем съехал, — тоже не очень тихо сказал Тёмыч.
В общем, когда мы вышли, Светки уже шла обратно к крыльцу. А Санька ждал нас около той канавы.
* * *
Мы опять почти не говорили, как три недели назад, когда шли по лесу все вместе, не зная, куда. Но сейчас были другие причины.
Винтовки мы несли в руках, наготове. За прошедшее время мы худо-бедно с ними разобрались и даже научились разбирать — не полностью, но разбирать. И чистили после каждой стрельбы — слюной, это Тёмыч где-то то ли читал, то ли слышал, что оружие можно чистить слюнями. И он же сказал, что винтовки гавно. Это было правдой, они нередко осекались, и мы долго мучились, прежде чем догадались, что такая пупочка сбоку у приклада — специально для того, чтобы запихать в патронник недошедший патрон. А какое оружие припёр вчера Геныч — мы вообще не знали.
У нас были по две гранаты, у Саньки — пистолет. И у всех ножи, точнее — штыки. И снова странно. Мы ничего не обсуждали, ни о чём не спорили. Как будто всё заранее решили. И как будто никак иначе быть не могло.