Мама казалась старухой, хотя была на много лет младше отца. Она почти выжила из ума, лихорадка изуродовала ее лицо и иссушила мозг.
Верткий Мика, который обычно и минуты не мог усидеть на месте, молча жался к Турану. Братья стали у изножья кровати, непроизвольно стараясь держаться подальше от матери. Темные волосы разметались по подушке, она громко сопела, неподвижно глядя перед собой. Лицо покрывали глубокие морщины — будто трещины в земле. Лихорадка так и называлась — земляной. Болезнь лишала кожу каких-то важных компонентов, та пересыхала и трескалась. Больной постоянно не хватало влаги, она много пила, но нарушенный обмен веществ неотвратимо сводил ее в могилу.
Глядя на сыновей лихорадочно блестящими глазами, мать приподнялась на локте и выпростала из-под одеяла тощую руку.
— Дети мои! — произнесла она с надрывом, и Мика вздрогнул.
В последнее время в голосе матери появилось что-то пугающее, незнакомое, будто вместо нее говорил чужой человек.
— Уезжайте! — сказала эта незнакомая старая женщина. — Уезжайте быстрее. Ну же, ну!
Она вдруг заплакала, зашмыгала острым длинным носом — а ведь раньше он не казался Турану таким уж длинным — и замахала на сыновей руками, будто на цыплят, которых хотела отогнать под навес, потому что в небе показался ястреб.
Это было совсем уж неприятно. Мика вцепился Турану в локоть, тот ухватил брата за плечо и, пятясь, потащил из комнаты. Вслед им неслись всхлипывания и неразборчивые причитания.
Выбравшись из дома, они перевели дух. Стало светлее, солнце поднялось над затянутым дымкой горизонтом. Вскоре начнется такая жара, что почти вся живность, обитающая на просторах Пустоши, попрячется по норам и старым подвалам.
От ворот доносился голос отца — Борис распределял между батраками работу на день, хотя те обычно и сами знали, что делать. На ферме явно что-то происходило, но Туран никак не мог понять, что именно.
Братья вошли в гараж и молча полезли в кабину «Панча» — после встречи с матерью говорить не хотелось. Туран завел мотор, тот запыхтел, зарокотал и выплюнул через трубу облако копоти. Мика потянулся к свисающему с потолка тонкому тросу с деревянной «грушей» на конце, собираясь огласить ферму ревом гудка, но Туран перехватил его руку.
— Не надо, — сказал он. — Мать напугаешь.
Не зря Назар брал хозяйского сына в поездки на соседние фермы, к дамбе и Железной горе — Туран уверенно вывел грузовик из гаража и повернул, огибая один из больших ветряков, снабжающих ферму электричеством.
Поместье окружал частокол с натянутой поверху колючей проволокой. За высокими воротами шла дорога, если свернуть по ней влево, то к полудню попадешь к разрушенному мосту, за которым стоит Дворец. А если от развилки взять вправо и хорошенько вдавить педаль газа, то есть шанс до обеда увидеть дамбу — огромное бетонное сооружение, одиноко торчащее посреди степи. Но если спешишь к Железной горе, к дамбе ехать незачем, надо повернуть и пересечь речку Сухую. Вообще-то Сухая и не река вовсе, просто в Мокрый Сезон, когда подолгу льют дожди, там собирается вода, превращая русло в бурный ручей.