Его полусонный, но, как я отлично знал, ничего не упускавший взгляд осмотрел меня.
— Tiens-tiens![9] — сказал Базиль после короткой паузы. — Я ждал увидеть папаху, кинжал и прочее. Пехотный сюртук с белой фуражкой — это, по здешним нравам, стильно. Ну, поди, дай пожать твою pyaternya.
Изъяснялся он всегда на французском, иногда вставляя для выразительности грубые или простонародные русские словечки. (Позднее в «Войне и мире» я встретил персонажа с такою же привычкой и сразу подумал, что граф Толстой в своей светской юности наверняка знавал Стольникова и позаимствовал у него эту характерную примету.) Сам я, наоборот, неизменно отвечал ему по-русски, временами вкрапляя чтонибудь французское. В отличие от Базиля, в детстве я не был окружен гувернерами из прежних версальских аристократов и владел этим языком нечисто.
Там был еще один человек, мне незнакомый. Он был наряжен гаремным евнухом, чему вполне соответствовала круглая физиономия с атласно-румяными щечками и черными, как сливы, глазами.
— Вот, здешнее мое приобретение. Полезный субъект, большой забавник, — аттестовал его Базиль, нимало не заботясь присутствием «субъекта». — Мсье Лебеда…
— Он же «граф Нулин», — подхватил Кискис.
— Это мой nom de plume[10], — с улыбкой пояснил евнух, пожимая мне руку своей небольшой и мягкой лапкой. — Печатаю статьи о Кавказе и местных нравах в «Северной пчеле» и «Библиотеке для чтения». Так сказать, ума холодные наблюдения. А вообще-то служу в канцелярии начальника Кавказской области, в Тифлисе.
— Что угодно раздобудет, обо всем осведомлен, умеет быть приятным и не способен обижаться, — завершил представление Базиль. — В общем, далеко пойдет.
— Твоими бы устами. — Нулин-Лебеда поплевал через плечо, чтоб не сглазить, растянул сочные губы в добродушной улыбке — и я увидел, что такого, пожалуй, обидеть трудненько.
Стольников и в Петербурге вечно держал подле себя одного-двух распорядительных шутов, умевших потрафить его капризам. Я решил, что журналист Лебеда внимания не заслуживает.
— Будет о нем, — небрежно сказал Стольников. — Что ты? Много ирокезов оскальпировал? Нет, серьезно, случалось тебе уже убивать?
Я, по-прежнему не раскрывая рта, улыбнулся и словно невзначай поправил темляк своей геройской сабли. Вопрос, который задал Базиль, бывалый вояка оставил бы без ответа. Я лишь пожал плечами.
— Скажите лучше, где одалиска, с которой я видал Кискиса на бульваре? Мне в «Парадизе» наболтали небылиц о купленных рабынях и черт знает о чем.
Князь сделал прекомичную гримасу.
— С черкешенкой я дал маху. Лермонтовской Бэлы из нее не вышло, — стал он рассказывать под всеобщий смех. — По-русски не понимает, все время ест, день ото дня толстеет и ужасная дура.