— Пожар? Потоп? — поинтересовался рыцарь.
— Нет, господин.
— Тогда какого рожна?
— Отец велел разбудить.
— Правильно, я велел — послышался голос Бертовина откуда-то из-за поля зрения. — Вставайте, граф, вас ждут великие дела.
Рамон рухнул на подушку, длинно и путано объясняя, что и как именно его воин может сделать с величием, да и делами заодно. Сколько лет, в конце концов, можно воспитывать давно взрослого человека? Закончить тираду не дали. Сверху рухнул столб ледяной колодезной воды, на миг показалось, что вода всюду, свернулась вокруг холодным коконом, запретив дышать. Рамон вскочил, едва протащив в легкие воздух разразился ругательствами. Новая порция в лицо заставила заткнуться. Молодой человек стер ладонью капли. Медленно опустился на постель, превратившуюся в чавкающую лужу.
— Одежду подать? — поинтересовался Бертовин, глядя сверху вниз на молчащего воспитанника.
— Ну скажи, какого рожна, а? Нормально не мог разбудить? — Рамон начал стаскивать липнущие к телу тряпки.
— Нормально Хлодий полчаса будил. А потом мне надоело на это смотреть.
— Чтоб тебя… — рыцарь отбросил в сторону рубаху. Потом, помедлив, приподнял двумя пальцами снятое перед этим сюрко. — Это что, я в одежде спать завалился? Вроде и не пьян уже был. Вот то, что злой, как бес — это да…
— Держи. — Бертовин бросил воспитаннику сухую одежду. — А что случилось? Что вы вообще такого натворили, что сегодня днем ни одной гулящей девки в округе не осталось?
Рамон вздохнул, не поднимая глаз пересказал предутренний разговор. Почему-то было невероятно стыдно, как будто и сам оказался запятнанным.
— Вот как… — протянул воин. — Теперь понятно.
— Не надо об этом.
Бертовин кивнул, посмотрел на Хлодия. Тот отдал отцу пару тренировочных незаточенных мечей, подхватил мокрую одежду господина.
— Мы за воротами будем. — Бросил воин сыну. — Найдешь.
— Вот скажи: неужели один день пропустить нельзя было? Или подождать, пока я просплюсь? — проворчал Рамон, следуя за воспитателем через лагерь.
— Так и без того солнце за полдень перевалило. — Хмыкнул Бертовин. — Раз пропустишь, потом второй, а потом и вовсе забудешь, как меч в руках держать.
— С тобой, пожалуй, забудешь.
Вблизи лагеря ноги и конские копыта превратили землю в чавкающую грязь. Пришлось отойти на перестрел прежде, чем поле снова стало полем. Все еще ворча, Рамон принял меч у спутника. Конечно, похмелье — не повод пропускать воинское правило, но когда голова кажется чугунной чушкой и мутит при каждом движении, даже самое любимое занятие превращается в постылую обязанность. Именно поэтому он обрадовался, когда увидел, что вместе с Хлодием пришел и Эдгар.