— Бертовин, у тебя есть дети. Что делать?
— Ты все делаешь правильно. Теперь только подождать. — Ответил тот. Обернулся к солдатам, нахмурился: — По сторонам я один глядеть буду?
Те мигом вспомнили, что вокруг чужой, не покоренный до конца город.
Рамон не знал, сколько прошло времени, пока девочка, наконец, перестала плакать, отстранилась, настороженно заглядывая ему в лицо. В который раз повторил, мол, все хорошо, не плачь. Осторожно улыбнулся, глядя в глаза.
Девочка долго-долго не отводила взгляда. В последний раз протяжно всхлипнула, провела ладошкой по лицу, размазывая слезы вперемешку с грязью. Юноша вздохнул, вытер заплаканное личико подолом котты. Встретил неуверенную улыбку и широко улыбнулся в ответ.
— Все будет хорошо. Где ты живешь?
Она замотала головой, что-то лепеча. Рамон тихонько ругнулся. Ткнул пальцем в сторону раскрытой двери, из которой выволокли незадачливую воительницу.
— Дом.
Коснулся костлявого плечика, спросил:
— Твой?
Она задумалась, забавно склонив головку набок, потом снова мотнула волосами. Быстро-быстро заговорила, показывая куда-то вдоль улицы.
— Ну, кажись, разберемся. — Вздохнул Рамон.
— Или заведет сейчас куда-нибудь под стрелы. — Предрек Бертовин.
— Не бросать же ее здесь. — Юноша поднял с мостовой гребешок, отдал девочке. Она ловко скрутила волосы в узел, зацепив гребнем. Рамон встал, протянул руку девочке, помогая подняться. Та коснулась себя.
— Лия.
Положила ладошку на грудь рыцарю, глядя снизу вверх прозрачными зелеными глазами.
— Рамон. — ответил тот, накрыв ее руку своей. Повторил. — Дом — где?
Она снова указала вдоль улицы.
Юноша кивнул. Дагобер подал шлем, придержал стремя. Рыцарь взобрался в седло.
— Бертовин, давай ее сюда.
Немного удивился, когда девочка устроилась по-мужски, свесив ноги по бокам лошади. Хотя кто их знает, этих язычников: и одеты чудно, и девки по чердакам неприятеля выслеживают. Может, так и положено.
Отряд кружил по улочкам. Рамон машинально запоминал повороты, изо всех сил стараясь не думать, что Бертовин мог быть прав, и девчонка ведет под стрелы сородичей. Мало-помалу улицы становились шире. Дома, из жавшихся друг к другу зданий в несколько этажей, превратились в одно-двухэтажные особняки, прячущиеся за заборами. Кое-где двери были выбиты, а внутри хозяйничали занявшие город солдаты. Изредка на улицах попадались жавшиеся к стенам люди, одетые по местному обычаю. Женщин не было видно вовсе — попрятались, и правильно сделали. Некоторые не успели, или не сумели — и Рамон несколько раз торопливо прижимал девочку к себе, закрывая глаза. Чтобы та не увидела распластанные по мостовой тела с бесстыдно раскинутыми среди обрывков юбок ногами. Может, это и было сущей глупостью — уж наверняка за время осады Лия успела насмотреться на смерть. Может быть — но рыцарь отчаянно не хотел, чтобы эта девочка воочию увидела, что война может быть и такой. Он усмехнулся под шлемом. Подвиги и слава.