— Добычей делятся, а ты не ценишь.
— Спасибо, мать ее так…
Рамон вернулся в кровать. Скорчив брезгливую мину, взял за хвост обеих крыс, положил их на пол. Посадил рядом кошку, пригрозил:
— Еще раз мне под нос положишь — хвост оторву. Я это не ем, ясно?
Запустил подушкой в сторону хохочущего кутилье. Тот понял намек, исчез за дверью. Рамон пощекотал кошку за ухом. Та потерлась щекой о руку, спрыгнула с постели и юркнула в щель под дверью.
Утром на полу ровным рядом лежало полдюжины крыс.
Глава 6
Море дало о себе знать загодя: свежим соленым воздухом, разлившемся меж холмами, кружащимися над головой чайками. И все же, когда холмы раздвинулись, открывая сероватую бесконечность, Эдгар замер от неожиданности. Слишком уж оно было огромным. Проведшему детство среди лесов, а юность — в камне узких городских улиц казалось невозможным поверить в то, что все это — настоящее.
Эдгар направил коня к берегу, остановил неподалеку от обрыва. Где-то за спиной войско продолжало мерно двигаться своим путем — на запад к гавани. Но сейчас Эдгару не было до них дела.
Рядом спешился Рамон, шагнул к краю бездны.
— Осторожней! — не выдержал Эдгар.
Тот отмахнулся, начал спускаться, прыгая по камням. Эдгар хотел было последовать за братом, но одного взгляда вниз хватило для того, чтобы замерло, отказываясь подчиняться, тело, а ноги показались ватными.
— Рамон!
— Иди сюда, — откликнулся тот. — Тут здорово.
Ученый снова глянул вниз: Рамон устроился на небольшом каменном карнизе, свесив одну ногу и опираясь подбородком на колено другой. Далеко внизу шелестели волны, вылизывая скалы.
— Иди сюда! — повторил он, глядя снизу вверх.
Эдгар покачал головой, честно признался:
— Боюсь.
— А. - отозвался брат, и Эдгар, как ни старался, не смог уловить в голосе ни грана насмешки. — Понятно. Ты иди, если не хочешь ждать, я догоню. Коня только стреножь.
— Я тут посижу. — Молодой человек опустился на валун. Помолчал, глядя на волны.
— Красиво.
— Красиво. — Повторил снизу Рамон. — Хочу запомнить. Люблю море.
— Разве в Агене его нет?
— Там оно другое… Не знаю, как объяснить. Увидишь.
Он в самом деле не знал, как объяснить, порой чувствуя себя удивительно косноязычным. Но то что это море — серая вода под серыми тучами, холодная, несмотря на начало лета — разительно отличалось от того, яркого, в бликах солнечных зайчиков, пляшущих на волнах, казалось очевидным. Он не смог бы сказать, какое любит больше. Там, на западе, в Агене, он скучал по дому, и прожив два года не выдержал, попросил герцога отпустить. Тем более, что дальнейшие завоевания, похоже, откладывались — за эти два года армия едва-едва смогла навести порядок в окрестностях города. Но и дом оказался чужим. То, что в памяти чудилось родным гнездом, наяву оказалось холодными каменными стенами, полными сырости и сквозняков, и чужими людьми, которых Рамон вроде был бы должен любить, но никак не выходило. С матерью он рассорился едва ли не через неделю после возвращения, потребовав отчета о том, как ведутся дела — как-никак, именно Рамон с Рихмером теперь были старшими мужчинами в доме. И если брат предпочитал не лезть в дела, отговариваясь скукой, а на деле — опасаясь спорить с матушкой, не желавшей выпускать главенство из рук, то привыкший повелевать людьми, Рамон хотел быть хозяином в собственном доме. Ему это удалось, но мать фактически перестала общаться, ограничиваясь парой вежливых фраз за обедом. В качестве шага к примирению, Рамон согласился жениться — и мать оттаяла, когда ей препоручили выбор невесты и организацию свадьбы. Самому юноше было совершенно все равно. Жена оказалась тихой и незаметной, как и полагается девушке из хорошей семьи, слушала мужа, опустив очи долу, со всем соглашаясь — и Рамон потерял к ней интерес еще до конца медового месяца, сведя все общение к выполнению супружеского долга и все тем же пустым разговорам за обедом. Наверное, это было неправильно, но по-другому не получалось.