В тот момент, когда я иду на посадку, все яростно жестикулируют и указывают в небо. Я оглядываюсь и через просветы в рваных облаках вижу американские Мустанги и Тандерболты, кружащие вверху. Они летят на высоте полтора-два километра над слоем тумана. Меня они не видели, иначе мне не удалось бы приземлиться спокойно. Тандерболты несут бомбы и, как кажется, заняты поисками цели, вероятнее всего, нашего аэродрома. Быстро, в той степени, в которой это слово применимо к одноногому человеку в гипсе, я прыгаю к тому месту, где стоят остальные. Им всем надо срочно где-то укрыться. Я заталкиваю детей в погреб, где их по крайней мере не заденут осколки. Поскольку дом, который мы используем в качестве штаба, на аэродроме только один, он будет наверняка целью для тех парней, которые кружат там, наверху. Я вхожу последний, чтобы успокоить детей, и в этот момент падают первые бомбы, одна — близко к зданию, взрыв вырывает оконные рамы и сносит крышу. Наша противовоздушная оборона слишком слаба, чтобы отбить этот налет, но ее оказывается достаточно, чтобы предотвратить атаки с малой высоты. К счастью, никто из детей не пострадал. Я очень огорчен, что их невинные, романтические мысли об авиации так жестоко столкнулись с мрачной реальностью. Вскоре они успокаиваются, учительница выстраивает маленький отряд и гонит его по направлению к деревне. Ниерман доволен и лучится от счастья, потому что смог заснять всю атаку на кинопленку. Во время всего этого «представления он стоял в щели, снимая падающие бомбы начиная с момента их отделения от самолетов и кончая взрывами и фонтанами земли, которые они поднимают в воздух.
Свежие метеорологические отчеты из района Рёрлиц-Бауцен также предсказывают постепенное улучшение погоды, поэтому мы взлетаем. Советы уже обошли Гёрлиц и рвутся за Бауцен, который окружен вместе с гарнизоном, в надежде достичь Дрездена. Против этих ударных клиньев, пытающихся вызвать коллапс фронта, удерживаемого войсками фельдмаршал Шёрнера, начинаются постоянные контратаки. При нашей поддержке Бауцен разблокирован и нам удается уничтожить большое количество автомашин и танков. Эти вылеты изматывают меня, я потерял много крови и по всей видимости, моя неисчерпаемая выносливость тоже имеет свои пределы. Наши успехи разделяют наземные войска и истребители, помещенные под мое командование и расквартированные на нашем аэродроме.
В начале апреля меня вызывают в рейхсканцелярию. Фюрер говорит мне, что я должен принять командование всеми реактивными самолетами и с их помощью очистить воздушное пространство над новой армией генерала Венка, которая сейчас формируется в районе Гамбурга. Первой целью этой армии будет удар на юг, по направлении к Грацу, для того, чтобы перерезать линии снабжения союзных армий, находящихся восточнее. Успех этой операции зависит от предварительной расчистки воздушного пространства над нашими собственными линиями снабжения, иначе наступление обречено на неудачу. Фюрер убежден в этом и генерал Венк, назначенный командовать этой операцией, согласен с ним. Я прошу фюрера освободить меня от этого задания, потому что считаю, что в этот момент я незаменим в секторе фельдмаршала Шёрнера, его армия вовлечена в тяжелейшую оборонительную битву. Я прошу его назначить на этот пост кого-нибудь, кому это ближе. Я указываю на то, что мой опыт ограничен бомбардировкой с пикирования и борьбой с танками и что я всегда следовал одному принципу: никогда не отдавал приказы, если бы не мог их сам выполнить. С реактивными самолетами я не могу это сделать, и, следовательно, чувствовал бы себя неловко с командирами групп и экипажами. Я всегда должен быть способным показать дорогу моим подчиненным.