Я стряхнул его руку, пытаясь пройти дальше во двор. Он снова потянулся ко мне, но споткнулся, увидев то, что видел я, а потом побежал еще быстрее меня.
Она лежала на крыльце, головой на ступенях, одна рука была откинута в сторону. Сперва я подумал, что, возможно, у нее случился сердечный приступ, пока не увидел вокруг лужу крови, уже начинавшей застывать на выветрившемся дереве. Бобби упал рядом с ней на одно колено, поддерживая голову.
— Мэри, — сказал я. — О господи!
Вместе мы осторожно отнесли ее в сторону и положили на землю. Дыхание ее было хриплым и прерывистым. Соседний пожар отбрасывал достаточно света, чтобы морщины на лице выглядели словно глубокие каньоны. Бобби ощупывал складки ее одежды, находя одну дыру за другой и пытаясь остановить кровь, которая текла не столь быстро, как, казалось, должна бы. Мэри закашлялась, и изо рта у нее выполз темный сгусток.
До этого я всегда видел в ней лишь старую женщину, одну из тех, которые толпятся в супермаркетах и на автобусных остановках, знают о том, кому и что подарить на какую годовщину, выглядят сухими, холодными и вообще такими, словно никогда другими и не были. Которые никогда не бывают пьяными, не перелезают через заборы в неположенном месте, не хихикают с кем-нибудь в постели. Высохшие старые карги. Невозможно поверить, что они кого-то любили. По крайней мере кого-то живого, кого-то, кто не превратился в воспоминания, упокоившись в могиле, украшенной увядшими цветами, которые лишь она не забывает приносить. Теперь же я видел перед собой совсем другую женщину — ту, какой она когда-то была и, судя по всему, оставалась под оболочкой из разрушающихся клеток, сухой кожи, глубоких морщин и седых, коротко подстриженных кудряшек. Под маской, которую наложили на нее прожитые годы и ошибочное предположение, что из-за своего возраста она никогда не была кем-то настоящим.
А потом у нее в горле что-то щелкнуло и освободился мочевой пузырь, распространяя вокруг теплый и кислый запах. Мне показалось, что глаза ее в одно мгновение стали из влажных сухими. Возможно, причиной тому был холодный воздух, но отчего-то возникло впечатление, будто она ушла в небытие прямо у нас на глазах, и очень быстро.
Бобби медленно поднял голову и посмотрел на меня. Я посмотрел на него. Сказать мне было нечего.
* * *
— Что произошло? — спросил я. Это были первые слова, которые я сумел произнести за десять минут. — Что, черт побери, там произошло?
Бобби пристально смотрел в ветровое стекло, время от времени бросая взгляды на боковые улицы, мимо которых мы проносились. Все они были пусты, как обычно ранним вечером. Тело Мэри осталось в двух милях позади, все там же у крыльца. Бесполезно было доставлять ее в больницу: она была мертва — окончательно и бесповоротно. Мы это точно знали.