Выясняется, что ему вообще сложно что-либо вспомнить во всех подробностях, и ему нисколько не становится от этого легче. Все это — вчерашние новости. Невозможно справиться с нынешним неодолимым желанием, вспоминая нечто уже происшедшее, — так же как прошлогоднее благосостояние ничего не значит по сравнению с нынешней нищетой.
Ему нужно нечто такое, что для него еще впереди, чего он еще не совершал. Ему не помогают даже талисманы, сохранившиеся у него вещи, доказывающие, что когда-то он уже это сделал. Они лишь напоминают ему, что подобное возможно. Ему крайне необходимо сделать это снова, и он знает, что не сможет без этого жить, — и в любом случае, как бы он ни пытался, он уже это совершил, и для него никогда не будет ни покоя, ни прощения. Его жизнь сломана, и возврата нет.
И тогда, почти непредумышленно, он снова начинает искать. Он может убеждать себя, что он всего лишь ищет, что сейчас он куда лучше владеет собой, что на этот раз он только посмотрит — но делать ничего не станет. Но он все равно начинает искать, и как только сделает этот шаг — остается лишь один выход. Он забывает о том, как чувствовал себя в прошлый раз, так же как воспоминание о похмелье не останавливает перед тем, чтобы в следующую пятницу напиться снова. Теперь для него имеет значение только одно. Он идет в то же место, что и тогда, или в подобное ему.
К этому времени у него уже есть план. Это опасное занятие, и ему приходится изобретать способы уменьшить возможный риск. Именно тут в игру вступают пересечения его путей — прошлых и нынешних. Эти пути ведут из тех мест, где он чувствует себя в безопасности, где он может чувствовать себя собой. Некоторые могут считать их охотничьей территорией, другие — местом, с которым можно слиться, где нет никого постороннего, где ты становишься невидимым. Где он не слабое создание, но обладает властью; где он не часть толпы, но стоит над ней. Это его укрытия, где он подстерегает свою намеченную жертву.
Какое-то время он просто наблюдает, и наконец однажды вечером, когда идущая по улице девочка оборачивается, она видит кого-то у себя за спиной — и на этом для нее все заканчивается. А потом он в страхе уничтожает следы преступления, ощущая тошноту и обещая Богу или кому-то еще, к кому, по его мнению, он может обратиться, что никогда, никогда больше так не поступит.
— И именно таким образом ты его и нашел, — предположила Нина.
— Нет. Мы не нашли ничего, что связывало бы вместе всех девочек. Мы никогда так и не приблизились в своих поисках к какому-либо результату, поскольку так и не сумели выяснить, где он увидел каждую из них впервые. Вот почему, когда пропала Карен, я снова начал обследовать места, откуда похитили девочек, — единственные, о которых нам было известно, что они связаны с убийцей. Больше мне ничего не оставалось. Нет никакой связи, и нет никакой возможности ее найти. Если не считать того, что в последний раз он все-таки вернулся на место преступления, и, как мне показалось, — для того, чтобы вновь оживить в памяти то, что там случилось. А как только я увидел его в двух таких местах, я решил, что это тот самый человек. И я его выследил.