— Каким образом? Они ищут какого-то серийного убийцу.
— А как бы ты определил это понятие?
— Это совсем другое. Убийство многих людей — не то же самое.
— Обычно — да, — сказал я. — Но никто не говорит, что нельзя заниматься только одним, но не другим. Этот парень — их наводчик. Организатор, подстрекатель, идеолог — человек, который подготавливает почву, подбирает козлов отпущения, обеспечивает выполнение задачи. Терроризм без какой-либо принадлежности, национальной или религиозной. Убийство ради самого убийства. А потом он стоит и наблюдает за теми, кто собирает куски трупов. И ты утверждаешь, что он не из тех, кто мог бы быть и серийным убийцей? Думаю, этот тип и есть их главный убийца. Возможно, это даже сам Человек прямоходящий.
— Уорд, твой аргумент ломаного гроша не стоит.
— Может быть. Но нам нужна помощь. Нина — единственная, к кому можно было бы обратиться. Эти сволочи убили моих родителей. И меня не волнует, что мне придется сказать, чтобы привлечь ее на свою сторону.
Бобби посмотрел на меня и в конце концов кивнул.
— Звони.
Иногда ей казалось, будто она умерла. Иногда ей казалось, будто она превратилась в рыбу, дерево, облако или собаку. Лучше уж быть собакой, чем мертвой. Большую же часть времени она не чувствовала вообще ничего, словно была маленькой пушинкой, плывущей по реке, под небом, в котором не пели птицы.
Сара очень плохо себя чувствовала. Лишь изредка она вспоминала, кто она и где находится. Желудок у нее уже не болел, она просто перестала его ощущать. Однако она верила, что он у нее еще остался, так же как ее руки и ноги. Иногда она получала тому жуткое доказательство, когда страшная боль пронизывала все ее тело от кончиков пальцев на ногах до макушки — казалось, будто кто-то вонзает ей под кожу раскаленные иглы длиной в фут. Боль в конце концов проходила, но Сара этого не чувствовала — к тому времени она уже снова плыла по течению реки.
Иногда с ней кто-то разговаривал — во всяком случае, она слышала голоса. Она слышала своих друзей, иногда бабушку и сестру, но чаще всего — мать и отца. Обычно речь их была ей непонятна, словно она сидела за столом в гостиной и делала уроки, а они беседовали о чем-то своем за дверью. Обычно при этом их разговор трудно было разобрать — слышались лишь обрывки фраз. «Чарльз думает, что для Джеффа пойдет этот вариант». «Нужно пригласить его на ланч, это того стоит». «Годится для третьего акта». Мать рассказывала о том, как провела день, где была и кого видела. «Можно сделать что угодно с лицом, но руки не скроешь». Потом отец снова начинал говорить о том, что только что пришло ему в голову, и Сара все это слышала, вроде: «Знаешь, чтобы я стал делать, если бы был знаменитым? Начал бы преследовать людей. Нашел бы себе кого-нибудь и стал бы вмешиваться в их жизнь. Кто бы им поверил? „Эй, мистер полицейский, меня постоянно донимает Камерон Диас