Впрочем, до рубки дело еще не дошло. Сначала надо было оборудовать позицию и выставить буссоль. На этот раз с буссолью возился сам Рустам, а я прохаживался вдоль линии орудий, надзирая за работой.
Между прочим, опыт окапывания, приобретенный за последние двое суток, сказывался на бойцах весьма положительно. Во всяком случае, оборудование огневой позиции заняло у нас заметно меньше времени, чем раньше. Я не замедлил выразить свое восхищение действиями личного состава: ничем большим я не мог их отблагодарить, пусть хоть моральное поощрение какое-никакое получат.
Я пока умолчал о том, какая работа их ждет впереди… И правильно сделал.
Как говорится, не успели лопаты отзвенеть о твердый грунт, как примчался на «шишиге» начальник артиллерии бригады майор Гришин, высунулся в открытую дверцу и, не выходя из кабины, завопил:
— Сворачивайтесь быстро и за колонной направо!
Развернулся и упилил в неизвестном направлении. Мы только рты пооткрывали.
Измученные бойцы не выразили возмущения, как мне кажется, только по одной единственной причине: уж очень боялись контрактников. Те-то не копали, зато всецело поддерживали решения вышестоящего командования. (Ну, ей-Богу, как блатные и «пятьдесят восьмая»!).
И потому безропотно орудия были вытянуты обратно, закреплены за «Уралами» и наша батарея двинулась в сторону, указанную майором Гришиным.
Между тем, наступала ночь. Я с ужасом представил себе еще одну ночевку на трассе. И как бы издеваясь, в колени снова вернулась нарастающая боль.
Очень скоро мне стало все равно, где мы остановимся. Где угодно! Лишь бы остановиться, выйти из кабины и походить. Или постоять… Все равно — лишь бы не сидеть. Была бы возможность, я лег бы прямо в снег, и вытянул ноги. (Не протянул, а именно вытянул).
Поля с кустарником закончились, пошли поля голые, покрытые неглубоким снежным покровом. Несмотря на спустившуюся темноту, от белого нетронутого снега было почти светло. Я обратил внимание на изгороди, сложенные из длинных деревянных жердей.
«Наверное, огороды», — подумал я, и откинулся на спинку сиденья, вообще перестав обращать внимание на окружающее.
«Урал» остановился снова. Постоял, урча, и пошел с дороги прямо в поле.
«Все ясно, снова будем окапываться».
Для бойцов это было уже четвертое по счету окапывание за последние двое суток. Чтобы работа нагло не игнорировалась, к каждому расчету приставили по отдельному контрактнику. И худо-бедно, но дело пошло.
Все, в кабине сидеть я уже не мог. Да и не хотел. Покинув машину, я отправился к расчетам. То, что мое место могут тут же занять, меня почему-то не беспокоило. Наверное, во мне проснулась совесть.