Анна, так звали хозяйку, была вдовой. Ее мужа, известного на всю округу конокрада, подстрелили стражники во время погони. Теперь она бедовала одна и после недолгих расспросов позвала бродягу к себе в постель, приласкала, а еще через два дня предложила остаться и продолжить дело покойного мужа. Бродяга согласился. Дело для него оказалось самое разлюбезное; не прошло и года, как он поставил его на широкую ногу, за что и получил звонкое прозвище — Ваня-Конь. Анна между тем, как и положено, затяжелела и в нужные сроки произвела на свет крепенького парнишку, которого нарекли Василием.
Маленький Васятка оказался верхом на лошади раньше, чем научился ходить. Цеплялся слабыми пальцами за гриву смирной кобылы и верещал от восторга, вызывая довольную ухмылку отца:
— Держись, малёнок, атаманом будешь.
Он редко называл сына по имени, чаще всего — «малёнок» или «малый». Видно, ему так больше глянулось.
Нечаянно обретя семью, Ваня-Конь оказался таким хорошим отцом и мужем, каких еще поискать надо. Все, что удавалось выручить от опасного промысла, он тащил в дом, который со временем стал, как говорится, полной чашей. Маленький Васятка был сыт, одет, обут, в семь лет уже лихо скакал на конях, метко палил из ружья по тряпичному чучелу, увенчанному старым чугунком, и радовал мать, во всем помогая ей по хозяйству. К этому же времени отец успел обучить его письму и грамоте. Только конокрадскому делу не обучал, даже сурово обрывал малого, если тот начинал спрашивать:
— Откуда ты, тятя, такую красивую лошадь достал?
При этом всегда повторял:
— Тебе, маленок, знать про это ненадобно. У тебя другая дорога будет. Подрастешь — я в город тебя, в учебу отвезу…
Не довелось.
У Вани-Коня разыгрался азарт, и он залез в конюшню исправника, с азартом залез — исправник неделю назад как раз купил на ярмарке ослепительной красоты жеребца: нога — точеная, глаз — ярый, ход — легкий, а грива — столь пышная, что и девка позавидует.
С вечера был жеребец в конюшне, а утром — нету.
Исправник рассвирепел. Взял троих стражников, позвал надежных мужиков в подмогу и на следующий день, по первой пороше, нагрянул на заимку Вани-Коня. А тот еще не успел жеребца укрыть. Пропажу тут же и обнаружили. Расправа была страшной: Ваню-Коня мужики забили кольями прямо в ограде, Анну попользовали всем гуртом и, сжалившись над обезумевшей бабой, из милосердия пристрелили.
— Гаденыша ищите! — кричал исправник, захлебываясь слюной, и трясся, будто в падучей, от ярости: — Под корень змеиное гнездо вырубим!
Избу, усадьбу, хлев, конюшню — все обшарили, чуть не наизнанку вывернули, а Васятки нигде не было, будто сквозь землю провалился.