— Что еще я могу сделать для вас? — спросил он заметно любезнее.
— Хунган, — напомнил Каледин. — Мы хотим пообщаться с профессиональным колдуном, превосходно разбирающимся в ритуалах конго — и умеющим создавать куклы вуду. Ты говорил, что они любят деньги? Я заплачу.
Рауль вытащил мобильный телефон — старый, размером с ладонь. Черный палец ткнулся в одну из кнопок, тонтон-макут прижал сотовый к уху. Произнеся несколько фраз по-креольски, он уставился на Каледина.
— Десять тысяч долларов, — озвучил цифру человек в шляпе.
— Bien, — махнул рукой Каледин, даже не задумываясь.
Рауль убрал «ладонь» обратно и дежурно улыбнулся.
— Чудесно. Последователи конго в основном живут на юге — около Жакмеля, и на севере — в деревнях, окружающих Гонаив. Этот город — крупнейшая вотчина черной магии. Я знаю такого человека, как Принсипе: это известный хунган, его хунфор — самый крутой в городе. Ему нет равных в ясновидении: множество жрецов обращается к Принсипе, чтобы разглядеть будущее. Кроме того, он делает самые лучшие куклы вуду на острове — говорят, среди заказчиков даже великая мамбо Мари-Клер. Ей я боюсь звонить. Мамбо знает особые заклинания — меня они просто уничтожат на расстоянии. В свое время Мари-Клер работала на доктора в подвале Сахарного дворца.
— А что именно происходило в этом месте?
Тонтон-макут тронул сползшие на нос очки-блюдца.
— Ооооооо, — протянул он. — Много таких вещей, о которых вам лучше не спрашивать. Наша гвардия убивала любого человека, кого доктор подозревал в заговоре против себя. Он боялся военных — вдруг организуют переворот? — и часто менял министров обороны. Среди министров царила полная чехарда. Многие после отставки резали вены, но это не спасало бедняг от судьбы. Трупы не разрешали хоронить. Тонтон-макуты дежурили на кладбище, останавливая катафалки, и доставляли тела в подвал Сахарного дворца. Там покойники попадали в руки Люкнера — его прозвали «Карибским вампиром», и мамбо Мари-Клер. Эти двое выкачивали из тел кровь, извлекали у мертвецов мозги, путем ритуалов сантерии превращая их в безголовых зомби — исполнителей чужой воли[51]. Живые трупы служили доктору, выполняя несложную работу — красили стены, строгали бревна, рубили тростник. После революции подвал сгорел, как и сам Сахарный дворец… доктор умер, а его сын сбежал во Францию. По слухам, безголовые зомби, что уцелели при пожаре, до сих пор служат Мари-Клер. Я знаю много, но предлагаю не тратить зря время. Нам нужно ехать… мсье Принсипе ждет.
…Путь до Гонаива занял четыре часа — через жаркую долину Артибонит, шумевшую листьями кокосовых рощ. Раньше Каледин и представить себе не мог, что сто километров преодолеваются за такое долгое время — дороги острова были ужасными даже в сравнении с Россией. Частые глубокие колдобины, «убитая» брусчатка, куски асфальта чередовались с ямами, полными черной воды. Босые солдаты в полусгнившей форме, натянув веревки поперек дороги, требовали мзду за проезд — но отшатывались, завидев круглые стекла очков тонтон-макута. Алиса то и дело глотала воду из пластмассовой бутылки, заботливо протирая ее салфеткой. Женщину мутило от жары и голода, но останавливаться она не рискнула. Мимо мчались разрисованные тап-тапы с выбитыми окнами (гаитянская разновидность кондиционера), по обочинам шли женщины в белых кружевных платьях — на их головах покачивались объемистые корзины с манго, а торговки у походных кухонь кричали, расхваливая рыбу в креольском соусе. Нищие уныло валялись в грудах мусора — никто им не подавал, да они и не просили. Урядник Майлов, знавший только один язык — русский матерный, не понимал разговоров и отдал себя на волю судьбы, то есть приказам Каледина. Федор же по мере приближения к Гонаиву нервничал, посматривая на часы. Ему виделась игла из серебра, зажатая в пальцах