— Олег, — повторила она.
— С ним все в порядке, — сказал Харри, она сжала ему руку, и он ответил тем же. — Он у соседей. Все закончилось.
Она безуспешно пыталась сфокусировать взгляд.
— Обещаешь? — прошептала она едва слышно.
— Обещаю.
— Слава Богу.
Она всхлипнула, уронила голову и разрыдалась.
Харри посмотрел на израненную руку. Интересно, кровь не течет, потому что сосуды перетянуты, или просто у него больше не осталось крови?
— Где Матиас? — тихо спросил он.
Она подняла голову и посмотрела на него:
— Ты же только что обещал…
— Куда он ушел, Ракель?
— Я не знаю.
— Он что-нибудь сказал?
Она обняла его:
— Не уходи, Харри…
— Что он сказал?
По тому, как напряглось ее тело, он понял, что повысил голос.
— Он сказал, что должен покончить с этим, — произнесла она, и на темные глаза снова навернулись слезы. — И что финал будет прославлением самой жизни.
— Прославлением жизни? Он именно эти слова произнес?
Она кивнула. Харри осторожно освободил руку, встал и подошел к окну. Красивый вечер. Снег прекратился. Он взглянул на освещенный монумент, видимый почти из любого уголка Осло. Трамплин как белая запятая сиял над черным склоном. Или как точка.
Харри опять подошел к кровати, наклонился и поцеловал Ракель в лоб.
— Ты куда? — спросила она.
Он поднял руку, залитую кровью, ответил:
— К врачу.
Харри вышел из комнаты. Чуть не грохнулся с лестницы. Вывалился в холодную белую тьму двора, но тошнота и слабость никак не отступали.
Хаген стоял рядом с внедорожником и говорил по мобильному телефону. Он прервал разговор, кивнул Харри и спросил, куда его подвезти.
Харри сел на заднее сиденье. Он вспоминал, как Ракель благодарила Бога. Она же не знала, что не Бога нужно благодарить. Что покупатель бился за этот товар. И начался процесс оплаты.
— Вниз, в город? — спросил водитель.
Харри покачал головой и показал на вершину склона. Указательный палец одиноко торчал между большим и безымянным.
Глава 36
День двадцать первый. Башня
От дома Ракель до трамплина они доехали за три минуты. Одним махом проскочили тоннель и припарковались между сувенирными лавками на смотровой площадке.
Полоса приземлений под трамплином выглядела как белый замерзший водопад, струящийся между трибунами и обрушивающийся под ними еще метров на сто.
— Откуда ты знаешь, что он здесь? — спросил Хаген.
— Он сам сказал мне об этом, — ответил Харри. — Однажды на катке он сказал, что в день, когда дело всей жизни будет окончено и он почувствует себя смертельно больным, он прыгнет отсюда. И смерть его станет прославлением жизни. — Харри показал на освещенный трамплин: подъемную башню и гору разгона, которые тянулись к темному небу. — Он знал, что я это запомню.