– О нет. Просто тогда, четырнадцать лет назад, ваш воспитатель, кажется Аделаида…
– Это я живу в Аделаиде. А ее зовут Альбина. Альбина Викентьевна.
– Ну да. Альбина. Мы пытались расспросить ее о причинах… нападения на вас и попытки похищения, но ничего она нам путного не ответила. Сказала только, что вы – необычные дети. Наделенные… талантом, даром – не знаю, как сказать. Вот Эжен – музыкант…
– Музыкант… Он теперь неопрятен и вечно нетрезв. И глаза какие-то странные. Стоит со скрипкой или с флейтой все на той же брусчатой площади… – В голосе девушки снова послышалось неприкрытое раздражение, если не сказать – вражда.
– Аня, а каким даром наделена была ты?
– Я? Даром? Никаким. – Девушка жестко свела губы. – А вообще и я, и Эжен, и остальные – так, выбраковка. Ты понял? Вы-бра-ков-ка. Звучит как диагноз без надежды на выздоровление. И это нам высказала та самая Альбина. В минуту, так сказать, душевного смятения: дети вообще не тихие, а мы были еще и беспокойные… Но разве хоть кто-то из нас был виноват в том, что она осталась старой девой?
– Ты можешь быть жестокой.
– А я никогда и не желала казаться доброй к тем, кто… которые… – Аня запнулась, закончила: – Не важно.
– А что – важно?
– Найти папу Дэвида и убраться и из этой Бактрии, и из этой страны. Чтобы не вспоминать о ней никогда! – Девушка замолчала, щеки ее пылали. Потом сказала: – Извини, если я… задела чувство патриотизма к твоей стране.
Патриотизм… «К твоей стране…» В феодально-сырьевой латифундии, какой сейчас является Россия, бюрократия копает могилу собственной стране и своему будущему благополучию неистребимой тягой жить роскошно и – ничего не решать по существу. Всякое корпоративное сообщество стремится к паразитарному существованию и безрисковому обогащению; в России такие возможности для близких к «корыту» безграничны. Теперешняя жизнь так разделила даже людей служилых по уровню оплаты и возможностям, что «генералитет» – и военный, и статский – превратился в иной класс общества. Бюрократия похоронит Россию. «К твоей стране…» Где она теперь, моя страна? В книгах? Кинофильмах? Исторических мифах?
– Мое чувство патриотизма несколько… истаяло за минувшие годы. Вместе со страной. Но… люди не всегда виноваты в том, что с ними происходит.
– Всегда! Мир никто изменить не может, а вот себя – просто обязан!
– Не у всех достает на это силы и стойкости. А еще – люди устают.
– Ты – тоже?
– Да. Я тоже.
– Отчего ты тогда согласился… поехать со мной?
– Хочу… поправить.
– Что?
– Твое мнение о стране. И о людях.
Поскольку в первом классе мы были лишь вдвоем, я закурил. Аня сидела, демонстративно отвернувшись и глядя в иллюминатор. Потом сказала тихо: