Она опять вспомнила дядю Николя, тонкого, чуткого, терпеливо обучающего её всему, что знал и умел сам. А умел он многое, несмотря на то, что носил очки. Штабс-капитан Ахрименко, дававший дяде уроки фехтования, не раз посмеиваясь утверждал, что в качестве компенсации за близорукость во лбу у Николая Астахова есть никому не видимый третий глаз. Дядюшка смеялся вместе с ним, но Ольга-то знала, как дается ему легкость в обращении с оружием. Дядя тренировал свое тело неустанно и повторял племяннице:
— Человек слаб, потому что хрупка его природа. Но как силен человек, желающий исправить свою природу! Нужно быть только последовательным и настырным.
— Оля, — нарушил её задумчивость Алька, — а откуда ты узнала про приют?
— Какой приют? — не сразу поняла она.
— Ну, где без обеда оставляют.
— Один раненый рассказывал: у них там такие жуткие порядки были! Чуть что — без обеда. И дети все время голодные ходили.
— Папе тоже предлагали меня в приют отдать. Он не согласился.
Ольга вдруг устыдилась своих мыслей: подумаешь, обиделась! Больно вы нежная, княжна! Думали, вся жизнь — сплошной праздник и вами будут только восхищаться да носить на руках? А чем вы заслужили такое отношение? Но Аренские будто сговорились сегодня не давать ей ударяться в философию. На этот раз Василий Ильич предложил:
— Оля, может, мы с Алькой вас гадать научим?
— Как — гадать?
— По-всякому! На картах, на кофейной гуще, на выливании воска, по руке. Алька много чего умеет! Одно плохо: женщины его гаданий всерьез не принимают, смеются. Мне, в силу различных причин, такими делами заниматься не резон, а молодая красивая девушка…
— Отбивать хлеб у цыган? — улыбнулась Ольга. — Вообще я не прочь. Знания, как говорил мой дядя, за плечами не носить.
— Вот и славно. Нам ведь, милая Оленька, придется как следует за жизнь побороться. Сможете подняться над чувством превосходства, присущим вашему классу, над изнеженностью, присущей вашему полу, — станете нашим товарищем безо всяких скидок. А выживем, тогда и станем ваш путь розами устилать!
Ольга почувствовала в словах Аренского скрытое раздражение.
— Я сделала что-нибудь не так?
Артист смутился.
— Все так… Просто я увидел, как на вас смотрели… это офицерье. Даже подчеркнуто серенькое платьице не может скрыть вашу красоту… Ох, как говаривал наш директор цирка: селезенкой предчувствую грядущие неприятности!
Солнце на поляне стало припекать. На ветке запела какая-то желто-синяя пичужка. Невдалеке бурлил и журчал весенний ручей: снег стремительно таял, с веток оглушительно срывались вниз комья снега. Неугомонный Алька с удовольствием лазил по кустам, трещал сучьями, как молодой медведь, таскал и складывал на поляне хворост. Ольга решила воспользоваться передышкой и простирнуть злополучное серенькое платьице. Все-таки Агнесса свою госпожу явно недооценивала: даже стирать одежду княжна научилась! Аренский, глядя на розовое французское мыло в её руке, без слов вытащил из мешка другое серый, похожий на булыжник, кусок. Алька ещё раньше отыскал в вещах Наташи фланелевое в крупную клетку платье и предложил его Ольге. Он неправильно истолковал её нерешительность, просто ей никогда прежде не доводилось носить чужие вещи, — и стал горячо доказывать: