— Свита, что ли? — подсказал Найденов, и сержант в знак согласия улыбнулся.
— Молодец, братец, что живешь внимательно, а службу несешь исправно, — сказал Найденов и тоже улыбнулся. В это время показались верхами адъютант и коновод. — А вот и моя свита, — продолжал Иван Андреевич, — так что ты прав, сержант: генералов без свиты не бывает.
…Иван Андреевич весь день пробыл в частях и подразделениях дивизии. Работу связи он изучал и проверял непосредственно в боевой обстановке.
* * *
С началом боя потребность в связи была особенно велика. Мой заместитель по радио полковник Павел Карпович Изюмов неотлучно находился у радиостанций. Одна из них была развернута вблизи телефонной станции, а для ее расчета на некотором удалении подготовили небольшое укрытие.
В течение всего дня противник вел сильный артиллерийский и минометный огонь по нашему НП. Во время одного из наиболее продолжительных огневых налетов полковник Изюмов решил вернуться на радиостанцию, чтобы обеспечить передачу важных документов. Долг требовал от него быть там, где решалась судьба связи…
Накануне, поздно вечером, когда все уже спали, мы вышли с Изюмовым на улицу и долго бродили вдвоем.
День был облачный, ветреный, а к вечеру прошел редкий дождь. Теперь прояснилось, на небе высыпали звезды, и на землю лег ровный лунный свет. Шли мы медленно, старательно наступая на вытянутые черные силуэты собственных теней. Днем Изюмов получил письмо от жены, и я заметил, что он чем-то угнетен.
— Павел Карпович, что случилось? Все ли благополучно дома?
— Дома все в порядке… В полном порядке, — повторил он. — Просто меня грызет какое-то предчувствие. Вот получил от жены три письма. Ни на одно не ответил. Кажется мне, что мое письмо будет последним, прощальным… и не могу написать.
— Брось ты, Павел Карпович, это же нервы…
— Знаю, нервы, — рассеянно ответил Изюмов, а сам, будто от этого зависела его судьба, сосредоточенно растягивал шаг, пытаясь наступить подальше на собственную тень. Он поднимал ногу, ставил ее на землю, а тень, удлиняясь, убегала дальше. Эта его игра вызвала и во мне неясную тревогу. Я остановился. Вздрогнув, замерли наши тени.
— Пойдем обратно, Павел Карпович…
Теперь тени ползли за нами, и мы, не оборачиваясь, шли к своему дому.
— Василий Прохорович, ты когда-нибудь думал, что такое счастье?..
— Это, наверное, когда нет войны.
— Правильно, когда нет войны… — повторил он. Подошли к узлу связи.
— Пойду напишу письмо жене, — решительно сказал Изюмов.
— Лучше ложись отдыхать. Напишешь завтра…
Утром я видел Изюмова. От прежнего его настроения не осталось и следа. Подтянутый, бодрый, Павел Карпович энергично руководил работой своих радистов. Вот и теперь, не ожидая, когда утихнет огонь, Изюмов выскочил из укрытия и побежал к радиостанции. Не успел сделать и нескольких шагов, как был сражен осколком разорвавшейся мины.