Больше они на этом катке не появлялись, и мы с Кузярем ликовали. Там, наверху, в барских хоромах был враждебный нам мир. Оттуда мы не ждали ничего хорошего.
Кузярь тоже пристрастился к книжкам. Эту страсть разбудил в нем я. Как-то после моленной мы зашли к нам в избу, и я стал ему читать "Песню про купца Калашникова". Ему очень понравился запев "Песни": "Ох, ты гой еси!.." И он несколько раз повторял его при встрече: "Ох, ты гой еси!" Но особенно захватил его кулачный бой Калашникова с Кирибеевичем. Он вскрикивал, смеялся, и у него горели глаза.
- Вот как здорово! Это похоже, как Володимирыч с твоим отцом дрался. У нас только ничего не вышло с Володькой-барчонком. А то бы я ему задал, как Калашников.
Кирибеевич тоже, чай, так же нос задирал, как Володька.
Должно, все дворяне хвальбишки. Ну-ка, как это?
Как сходилися, собиралися
Удалые бойцы московские
На Москву-реку, на кулачный бой...
Из чулана вышла бабушка с ухватом в руке и слушала с удивленной улыбкой.
- Это чего вы бормочете-то? Эдакой песни-то я никогда и не слыхала. Гоже-то как! Где это ее поют-то? А на голосто как?
Я задыхался от радости: этой "Песней" я победил бабушку, - значит, книжку можно читать вслух всем, даже дедушка не будет ругаться и не вырвет ее из моих рук. Бабушка чутка была к песне и знала ее красоту. В этой "Песне"
пели сами стихи, и когда я читал ее, то невольно распевал каждое слово. Бабушка вслушивалась в мой голос и рыхло подплывала к столу, словно песня манила ее, и она подчинялась ее напевному ритму.
Мы не заметили, как вошли мать с Катей. Увидел я их только тогда, когда мать вскрикнула, как от боли, а Катя изумленно, с надломом в голосе, сказала:
- Да откуда ты выкопал это, Федя? Вот чудо-то!..
Кузярь, прижимаясь ко мне плечом, впивался в строчки книжки и не мог оторваться. Он плачущим голосом крикнул:
- Да не мешайте вы, Христа ради! Дай, я читать буду.
А бабушка со стонами и вздохами вспоминала:
- На гуслях-то и у нас играли... Мой батюшка-покойник в барских покоях играл и песни пел... Заслушаешься...
Ну, а эдакую песню не пел.
- Баушка Анна, - с жалобным возмущением просил Кузярь, - ты слушай, а не бай. Эту песню-то сто раз слушай - не наслушаешься.
Мать торопливо и страстно лепетала:
- Спрятать надо, а то дедушка изорвет. В сундук спрячу. А когда его нет, слушать будем.
Но бабушка обиженно простонала:
- Дедушка-то, чай, только побалушки не любит... Грех побалушки-то читать. Сказки - складки, а песня - быль...
Я сама дедушку уговорю послушать-то.
И действительно - я укротил и дедушку. Вечером я сидел за столом, под лампой, и читал нараспев эту "Песню", и все слушали ее как божественное чтение. С тех пор я уже не боялся читать и при дедушке. Отец узаконил мое чтение словами: