— Только это меня и…
Словно горячим ветром пахнуло откуда-то с востока. Как по команде, по всей деревне взвыли собаки; коты и кошки, некоторые с котятами в зубах, выскакивали из домов и сплошной волной неслись на запад. За ними на улице показались люди. Они никуда не бежали, топтались у своих домов, вертели головами в недоумении, таращились по сторонам, пытаясь разглядеть то жуткое нечто, которое подняло с места и погнало в неведомую даль пушистых любимцев. Заплакал ребенок, следом заголосила женщина, какой-то мужик заорал, чтобы они заткнулись, кто-то заорал на мужика… От всех этих воплей в сочетании с непрекращающимся собачьим воем закладывало уши.
Вскочивший на ноги Ганц проводил глазами последнюю кошку, промчавшуюся мимо него, плотно прижав уши к голове и вытянув хвост, смотрел, пока она не скрылась в ночи. Потом поднял голову к небу — там в дикой сутолоке бестолково кружились сотни птиц. Возможно, они тоже галдели, но на земле стоял такой шум, что их полет казался безмолвным и от этого еще более пугающим. Ганц обернулся к магистру и, ткнув пальцем куда-то в пространство, спросил обеспокоенно:
— Что это?
Джузеппе, скорчившийся на лавке, ответил невнятным стоном.
— Эй, вы что, опять? Все сначала? Теперь стон магистра был утвердительным. Убийца негромко выругался и потряс его за плечо:
— Ты как? Продержишься, пока я сбегаю, посмотрю, что с Аррой?
— Уг-гу…
Ганц быстренько снял магистра с лавки и положил на землю:
— А то еще свалишься без меня.
После этого он, бесцеремонно растолкав столпившихся на крылечке поселян, обсуждающих странное явление (ни женщины, ни дети здесь не присутствовали, поэтому не было и криков с воплями, а был только солидный мужской обмен мнениями), бегом пересек опустевшую залу и поднялся по лестнице. Поскольку ему приходилось раньше бывать на постоялом дворе папаши Доршана, он знал расположение комнат и примерно мог определить, куда хозяин поселил столь уважаемую гостью.
Пробежав в самый конец темного коридора — лампы зажечь, естественно, никто не позаботился, все были на улице, — Ганц грохнул кулаком в запертую дверь:
— Арра!
Никакого ответа, мертвая тишина — ни стона, ни вздоха.
— Что за дурацкая манера — запираться, — пожаловался неизвестно кому Ганц.
Он сделал шаг назад и уперся в противоположную стенку узкого коридора. Со свистом втянул в себя воздух, прыгнул вперед и с размаху всем телом обрушился на деревянную преграду. Дубовая дверь выдержала удар, но петли хрустнули, и Ганц ввалился в комнату. Арра, полностью одетая, только без сапог, лежала на полу у окна, свернувшись клубочком. Он снова ругнулся, поднял ее на руки и уже не бегом, но по-прежнему торопливо понес к выходу.