— Думаешь, все дело в живописи? — спросила Дана, почувствовав, как кровь отливает от лица.
— В живописи и в Джонатане.
— Джонатан тут ни при чем, — сказала Дана через силу. — С ним все кончено.
— Значит, остается живопись.
Марта оставила новость о разрыве с Джонатаном без комментариев. Она приблизительно этого и ожидала. Все романы Даны были недолгими, и родственники уже устали надеяться, что она наконец на ком-нибудь остановит свой выбор. Они понимали, что для Даны самое главное в жизни — творчество.
— Можно и здесь построить мастерскую или переоборудовать гараж. Можно прорубить окно в крыше.
У Даны перехватило дыхание. Неужели мама не заметила, что даже в галерее Дана не могла заставить себя взглянуть на собственные картины? Они ее только раздражали. Все думали, что это ее последние работы, а на самом деле она достала из кладовки то, что было, так как нового ничего не написала. После смерти Лили Дана не могла заставить себя подойти к мольберту.
— Не в помещении дело, — сказала она.
— Значит, в твоей натурщице. Честно признаться, я так и не поняла, зачем она тебе. Мне Лили рассказывала, что ты наняла какую-то азиатскую девушку...
— Моник... — машинально сказала Дана. — Она вьетнамка.
У Даны плохо получались фигуры. И, решив писать русалок, она попросила девушку ей попозировать. Моник, изящная и миниатюрная, была идеальной моделью.
— С натурщицей был просто эксперимент. Из него ничего не вышло.
Мать ее реакция огорчила. Она надеялась, что разговоры о мастерской, об окне в крыше заинтересуют Дану.
— Бедная ты моя, — устало вздохнула она.
— Тетя Дана! — крикнула, сбегая с холма, Элли. — Тебя к телефону какой-то Сэм Тревор.
— Кто это? — спросила Марта.
— Один старинный знакомый, — сказала Дана.
И, опустив голову, чтобы не видеть грустных глаз матери, вышла из гаража.
Дана долго не брала трубку, и Сэм решил, что она уже не подойдет. Он стоял в кухне дома на Файерфлай-Хилл, а Огаста Ренвик сидела в кресле-качалке на веранде, оттуда разговора не слышно. Когда Джо женился на Каролине, Ренвики сказали Сэму, что он может считать этот дом своим и приезжать, когда пожелает. Он чувствовал себя немного виноватым — работы в Йеле было по горло, и часто наведываться в Блэк-Холл не получалось, но Сэм решил — раз уж Дана приехала — навестить заодно и тещу брата.
— Чему я обязана удовольствием тебя лицезреть? — спросила Огаста и, взяв под руку, повела его в дом.
Несмотря на возраст — сколько ей, под восемьдесят или побольше, Сэм точно не знал, — Огаста оставалась настоящей красавицей. Седые, распущенные по плечам волосы придавали ей загадочный и чарующий вид. Взглянешь на нее, и сразу понятно, почему великий художник Хью Ренвик влюбился в нее до беспамятства.