простудой, — поэтому домой мы отправились, когда тьма была уж кромешная.
В тот вечер, пока мы ужинали, еще двое позвонили и сказали, что у них жар и никакой работоспособности, и я сказал Джоби, что, похоже, только завтра с утречка немножко поохотиться ему удастся, но не более того. А он оторвал глаза от тарелки, пожал плечами и сказал, что и маленькой утренней охоты довольно будет, когда знамения верные; и что дело в шляпе, а гусак уже, считай, в кастрюле. И снова прилип к тарелке, трамбуя в себя картошку, чтоб укрепиться силами в преддверии знамения. (Весь ужин Ли хлюпает носом и трет глаза. Вив говорит, что надо бы померить температуру. Но он отвечает, что в порядке, это просто способ избавления от лишней влаги, как у пса в жару нос потеет. Перед тем как мы отправляемся на боковую, Вив приносит градусник и сует его Малышу. Он сидит, читает газету, а эта штуковина торчит у него изо рта, будто стеклянная сигаретка. Вив проверяет и говорит, что всего на градус выше нормы, ничего фатального… Он просит сделать ему чай с лимоном, говорит, что мать всегда пользовала его чаем с лимоном при простуде. Вив заваривает. Приносит ему, и он сидит у камина в гостиной, потягивает эту бурду, читает ей стишки из своей книжки…)
Как выяснилось, со знамениями у Джо и на следующий день не сложилось. Виноват был не только туман, но и низкая явка: на сей раз пришло не больше трети. И с каждым днем становилось все хуже и хуже, и Джо уже почти что забил на свою идею, но в одну ночь на исходе недели пролетела еще одна здоровая стая, и поутру было так морозно и ясно, что можно было из кухонного окна разглядеть через реку фары машин. Шел дождь, но несильный, и даже ночью небо просматривалось достаточно, чтоб различить наш бакалейный флаг на жердине.
— Вот это утро мое, Хэнк, аб-со-лютно, увидишь. Все — как надо. Ветер, буря, крик обильный всю ночь, а теперь туман рассеялся… О да, все как надо!
Он стоял у стола, смазывал свою пушку, весь из себя возбужденный (Что-то странное.), пока мы ждали Вив с завтраком. (Опять что-то странное.)
— О, поверь! — тараторил он. — Готов спорить, где-то ждет меня бедный одинокий пропащий гусик, взывает к своим потерянным братьям и молит прекратить его страдания…
(Я развернулся на стуле и оглядел кухню. Вив стоит у плиты. Джен нарезает ветчину для бутербродов. Старик где-то на задворках, кашляет и отплевывается. Я прерываю балабольство Джо Бена:
— Кстати, о птичках и братьях, — говорю, — где Малыш? Где этот гусь?
С минуту никто не отвечает. Что-то странное. Потом Джо Бен говорит: