И вот я выздоровел.
Надел новый костюм, который мне Марина купила, старая одежда сгорела вся, спустился в гараж и вывел на улицу свой «порше».
Шеф удивился, когда меня увидел. Еще больше он удивился, когда я бумажку ему на стол положил.
— Что это? — спросил он, не глядя на стол.
— Вы знаете, — сказал я.
— Заявление по собственному?
— Совершенно верно.
— Но почему? Тебе денег не хватает?
— Хватает. С избытком даже.
— Конкуренты переманили?
— Нет.
— Тогда почему?
— Не знаю, папа, — сказал я. — Устал я.
— Так возьми отпуск, — сказал он. — После больницы-то. Отдохни, съезди куда-нибудь с молодой женой…
— Я съезжу, — сказал я. — Только ты заявление все равно подпиши, ладно?
— Я подпишу, — сказал он. — Но я хочу знать почему. Я имею на это право. Как твой начальник и как твой отец.
— Имеешь, — сказал я. — Как отец.
— Тогда я жду объяснений.
— А чем я тут занимаюсь? — спросил я. — Я сколько уже у тебя работаю и за все это время только один сайт и вывесил. Днем подменяю тех, кто что-то не успевает или там не может. А ночами чужие системы ломаю. Что я, разрушитель, что ли?
— И теперь ты хочешь созидать? — спросил он.
— Я не знаю, — сказал я. — Я еще не знаю, чего я хочу. Но я это обязательно узнаю.
— Возможно, так и выглядит взросление в твоем поколении, сынок, — сказал он, подписывая бумагу. — За выходным пособием завтра зайди, хорошо?
— Хорошо, папа.
— Нас-то с матерью на свадьбу пригласишь?
— Обязательно, — сказал я.
Он поднялся из-за стола — высокий, немолодой уже человек в очень дорогих очках без диоптрий — и протянул мне руку.
— Удачи, сын, — сказал он.
— Спасибо, — сказал я. И мы завершили разговор дружеским рукопожатием.
А вечером мне предстояло познакомиться с Марининым отцом, о котором я уже очень много слышал. Мы поехали на ее машине, потому что я не слишком хорошо себя чувствовал. И потому что ей доставляло удовольствие меня возить.
Ее отец жил на даче. Обычная такая дача, добротный деревянный дом, одноэтажный, зато с большой террасой, участок в десять соток, весь заросший сорняками, что сразу выдавало в Маринином родителе человека, к приусадебному хозяйству равнодушного.
Сам мой будущий тесть оказался молодым человеком лет шестидесяти, маленьким, лысым и жизнерадостным. Он напоил нас чаем с печеньем, рассказывая сотни уморительных историй времен своей молодости и вообще произвел на меня самое благоприятное впечатление. Кажется, я на него тоже.
Кроме того, он оказался моим коллегой и, узнав, что я тоже программист, повел показывать свой кабинет. В кабинете стояло много профессионального железа, и я искренне выражал свой восторг по этому поводу, пока под фотографией играющего на скрипке Эйнштейна не увидел сделанную на цветном принтере распечатку, искрящуюся всеми цветами радуги и содержащую только одну фразу.