— Хочешь кофе? — вежливо спрашивает она — пора и вспомнить про обязанности хозяйки!
— Канэшна хачу! — обрадованно соглашается он, копируя грузинский акцент.
Два дурачка! Даже прикалываются одинаково.
— Сюда принести или пойдем в кухню?
— В кухню. Здесь у меня такой расслабон начинается, что я боюсь не выдержать.
— Ничего не бойся, я выдержу! — самоуверенно обещает она.
— Выдержишь?
— Одной левой!
Опять она попадается на собственную удочку! Чего хвастаться? Разве не была только что она в его объятиях и млела от желания? А он вдруг шагает к ней, берет за плечо и, неуловимым движением делая подсечку, бросает на диван. Одной рукой держит её, а другой преспокойно начинает раздевать.
— Выдержишь?
— Что ты делаешь? — придушенным голосом возмущается она, не в силах освободиться.
— Хочу наказать самоуверенную девчонку!
— Пусти, я больше не буду! — пугается она.
— Почему ты уверена, что все зависит только от тебя? Что лишь ты сильная и мужественная — держишь ситуацию под контролем? А я? Каких усилий это стоит мне?
— А кто тебя заставляет ко мне приходить?! — со слезами в голосе кричит она.
— Любовь заставляет! — тоже кричит он.
Отпускает Евгению и утыкается лицом в её волосы. Так они лежат, без слов, пока она не отодвигает Толяна от себя и, застегнувшись, встает с дивана.
— Так и будем причитать?
Аристов вскакивает.
— Блин, хозяин жизни! Быть рядом с любимой женщиной — и то не может!
Он опять берет в руки рисунок.
— Может, и мне, как этому парню?
С каким удовольствием влепила бы Евгения плюху по этой растерянной физиономии. Такой, действительно, блин, крутой, а в самом главном деле разобраться не может!
Она выхватывает у него набросок, чтобы разорвать его, и он лишь в последний момент успевает остановить её руку.
— Я пошутил. Подари мне этот рисунок, пожалуйста!
— Подарю, если ты сейчас же уйдешь!
Он покорно кивает, вызывая у неё прилив ярости.
— Я знаю, чего ты боишься, — говорит она в спину неохотно уходящему Толяну.
Он останавливается, и Евгения видит, как напряглась его шея.
— Кто тебе сказал? Что ты знаешь? — спрашивает он, стремительно обернувшись, и подается в её сторону, отчего она невольно отшатывается и прячет голову в плечи. — Говори!
О чем говорить? О том, что она все узнала от его жены? Непонятно, почему он так рассвирепел? Кричит на нее…
— Не скажу!
— Почему? — растерянно смотрит он.
— Потому что ты орешь на меня, будто я в чем-то провинилась!
— Извини, — он целует её пальцы, — но ты сразу ткнула в самое больное место, вот я и взвился.
— Ладно, прощаю тебя… Ты боишься, что Нина опять полезет в петлю.