— Бедный ты, бедный! — она ласково его целовала, а потом поворачивалась обнаженной спиной. — Совсем спятил! Застегни мне молнию.
Голова кружилась от прикосновения к мягкой и гладкой коже. Он медленно застегивал молнию, целуя каждый сантиметр ее душистого и вкусного тела.
— Ты не любишь его, ты любишь меня, — бормотал он. — Хочешь, я сделаю тебе энергетический массаж? Тебе будет хорошо, я обещаю.
— Леночка, ты готова? — возвращался с работы отец.
— Отвяжись, — она резко отстранялась. — Уже иду.
Возможно, если бы тогда он себя не убедил в своей юношеской, максималистской правоте, ничего бы и не случилось. Еще годик-другой, и он с облегчением покинул родительский дом, устремившись в другую — студенческую, а потому счастливую, жизнь. Но история не терпит сослагательного наклонения, и все вышло так, как вышло.
Уже потом, спустя годы, он задавался вопросом: неужели отец так тогда ничего и не заметил, не понял. Или просто не захотел понять и принять, но ситуацию попытался разрешить — купил путевки в Сочи. Лена радовалась, как ребенок: «Я никогда не была на море! И вдруг — Сочи. Море, оно какое?».
Море, оно какое? Синее? Соленое? Теплое? Бушующее? Только не для него. Море — это стихия. Стихия — это секс. Сексуальное море. Убийственное лето. Вот такое оно, море. Горячая галька под ногами. Истекающие соком персики в прозрачном пакете. Шальные прикосновения в воде, ускользающее бедро, соль на губах, загорелые руки в пластмассовых браслетах, длинные мокрые волосы, упавшие на любимое лицо и звенящий смех: «А теперь покатай меня, морская черепаха!».
В воде она прижималась к нему всем телом, и он почти терял над собой контроль. И однажды нервы сдали.
В тот вечер отец сидел в баре, а Елена дегустировала в одиночестве местное вино и маялась от безделья в их двухместном номере.
— Лен, может сходим на море?
Она нехотя согласилась. Почему бы и нет, все равно делать нечего. По узкой лесенке они спустились на пляж. Южная ночь обволакивала теплой негой, пряный запах акации и мальвы щекотал ноздри.
Лариса скинула босоножки и коснулась ногой воды:
— Как парное молоко. Только штормит немного.
— Давай искупаемся, — его буквально трясло от желания.
— Ой, а я без купальника, — она соблазнительно потянулась, в брызгах волны, намокшее платье облепило фигуру.
— Сейчас темно, все равно никто не видит.
— Хорошо, только ты отвернись, — и начала неловко раздеваться.
Он сделал вид, что отвернулся, а сам жадно впитывал ее волнующее тело с белоснежными вставками от купальника. Ближние должны делиться друг с другом, не так ли…