Оборотный город (Белянин) - страница 100

Я томно приоткрыл один глаз, лежу на дядиной оттоманке, укрытый его мундиром. И уютно мне, и тепло, хоть до сих пор и мокро…

– Прощения просим, там какой-то хмырь небритый до вашего превосходительства нарывается!

– Гони его в шею!

– Да он вроде из этих, образованных… Так бить, что ли?

– А я на минуточку! – Судя по грохоту шагов, в горницу безапелляционно влез какой-то пронырливый тип. – Здравствуйте, а кто тут Илья Иловайский? Он мне нужен. Мне известно, что он ищет клад. Это дело государственное, я должен знать.

– Да ты кто? – Судя по голосу, мой дядя слегка обомлел от такого напора. У нас, казаков, на старших по званию горло драть не принято, выпорют же так, что мало не покажется.

– Я Митрофан Чудасов, уездный учитель, филолог, учёный, автор нескольких статей в популярном среди культурных людей журнале «Введенская старина», поэт, сочинитель акростихов-с!

– Интеллигент, стало быть…

Чтобы вот так быстро вывести моего дядю на фронтовую линию нарастающего раздражения, надо умудриться, но этому господину не пришлось даже особо стараться. Я разумно не поворачивался и не вылезал из-под генеральского мундира…

– А это он, что ли, спит? А почему днём, разве днём спят? Что он, вообще, себе позволяет в присутствии посторонних? Ну разбудите же его, раз вы его денщик, это ваша обязанность!

Я укрылся с головой. Каким же надо быть непроходимым идиотом, чтобы генерала без мундира принять за денщика?!

– Ну? Поднимайте его, поднимайте! Нам надо поговорить. А вы подождите за дверями. Э-э, не понял?

А чего тут понимать – звук взводимых курков двуствольного турецкого пистолета ни с чем не спутаешь, а стрелять дядя умеет…

– Так ты, штафирка штатская, моего хорунжего будить смеешь? Да у меня парень всю ночь жизнью ради Отечества рисковал, а ты на него голос повышать?! Я ж тебя, щелкопёра пузатого, своей рукой пристрелю, не побрезгую! Я ж тебе твоей же «Введенской стариной» да по чернильному рылу-у…

После чего раздался грохот выстрелов, и кто-то с визгом покинул помещение. Стало быть, прицельно палить не стал, а мог бы, добрый он у меня всё-таки…

– Вставай, Иловайский! – Мой дядя устало спихнул меня с оттоманки и тихо попросил: – Там наливка в шкафчике, плесни-ка стопку, все нервы винтом поднял, крыса учёная…

Я мигом вскочил, снял чужой мундир с орденами и, вернув его на плечи законного хозяина, быстренько налил страждущему успокоительного. Дядя хлопнул быстро, занюхал рукавом и жестом дал мне знак удалиться. Я подчинился.

– Слышь, Иловайский, – тихо предупредил он, – плохо наше дело, если всякие бумагомаратели да учителя уездные в него нос совать начнут. Но пальцем гангрену эту тронуть не смей, потом вовек не отмоешься! И без того нас в газетах нагаечниками кличут, погоны казачьи грязью полощут…