– Тьфу ты, дождалися… Чумчары пришли!
В сумерках мелькнули тощие, плохо различимые фигуры, скрюченные, горбатые, с длинными руками до колен.
– От не послушался ты нас, казачок, – с укором простонал самый говорливый. – А щас они кучей-то набегут, так ты лютую смерть примешь, тута небось саблею не отмашешься. Энти мигранты ить человека рвут бесчинно, и сами вечно голодны, и с нами не поделятся, даже пальчика погрызть не оставят!
– Сколько ни живи, а помирать всё равно придётс… – начал было я, но второй завопил так, что мне пришлось заткнуться со своими пофигистическими взглядами.
– Офонарел, хорунжий?! Всё б ему помирать! А ну как те кобели горбатые и нас вниманием не помилуют? Мы ить связаны, а им всё одно в добычу!
– Ваши предложения? – прокашлялся я. Умирать и близко не хотелось, так, понты…
– Айда с нами в могилу!
– Куда?!
Упыри бодро вскочили на ноги, упали, вскочили ещё раз и ещё раз упали (неудобно же, когда связаны спиной к спине), а затем с руганью и причитаниями кое-как навалились лбами на каменную плиту, сдвигая её в сторону. К моему немалому удивлению, из-под земли бил слабый свет…
– Интересное дело-о, – задумчиво протянул я. – Стало быть, у вас там подземный мир, затерянная цивилизация, зона перехода миров и слияния вселенных, куда обычному человеку вход воспрещён, ибо Платон, великий мыслитель, учит нас не доверять непро…
– Верёвки разруби! Апосля и философствуй, ирод!
Вой стал насыщенней и громче, в нём отчётливо слышались скрежещущие звуки смыкающихся клыков и липкое захлёбывание голодной слюной.
Один взмах клинка – и лысые ринулись на свободу! То есть резко сдвинули плиту и поочерёдно сиганули в широкую щель.
Я на мгновение замешкался, да и кто бы не притормозил на моём месте – как можно очертя голову прыгать неизвестно куда, в разверстую пасть могилы, за двумя отпетыми кровопийцами, искренне гордящимися тем, что они простонародные упыри?!
В тот же миг отточенная сталь выскользнула из ножен. Я обернулся даже не на шорох (тварь подкралась совершенно бесшумно), а скорее на едва уловимое движение воздуха. Батюшкина сабля в моей руке взметнулась над головой ещё до того, как я полностью увидел, кого рассекаю едва ли не напополам! Ох и жуткое это оказалось существо…
Василий Дмитриевич был прав, мы, Иловайские, труса не праздновали никогда. Я не любил военную службу, но по необходимости рубился, стрелял и джигитовал не хуже любого казака в полку. Потому и второму нападавшему смахнул с плеч башку, не задавая вопросов и не впадая в сентиментальности.
Война так война! Третья тварь успела сдержать порыв и злобно зашипела что-то нечленораздельное…