Я поднялась на этаж к Эрнесто. Дверь его кабинета была приоткрыта, так что из коридора мне было его прекрасно видно. Он сидел за абсолютно чистым письменным столом, весь какой-то озабоченный, с потерянным взглядом. А занят он был только тем, что ломал канцелярские скрепки: сначала разворачивал проволочные дужки, потом рвал их на мелкие кусочки. Я решительно вошла:
— Привет, Эрнесто, тебе уже сказали, что я приезжала сюда утром? Я забыла передать, что ты приедешь лишь к полудню, и так как у меня были кое-какие дела в центре… — С этими словами я села напротив.
Не знаю, знал ли он уже о том, что я была здесь утром, или только что услышал, но, кажется, его это не особо волновало, потому что он ничего мне не ответил. Вместо этого он вдруг совершенно неожиданно для меня пробормотал:
— Какое совпадение, я как раз думал о тебе.
Я взглянула на разломанные скрепки у него на столе.
— И что же ты думал?
— О разговоре, который предстоит нам сегодня вечером.
— За этим я и приехала. У меня выдалось свободное время, и, думаю, не стоит вести такой важный разговор поздно вечером. Кажется, ты чем-то взволнован.
— Да, я взволнован, Инес, — сказал он, потянулся через стол и взял мои руки в свои.
Думаю, мы с Эрнесто не держались за руки уже лет пятнадцать или шестнадцать. Моя мама говорила: «Букет цветов от мужчины опаснее, чем его же пощечина». Но мне так понравилось, что он схватил меня за руки…
Эрнесто продолжил, глядя мне прямо в глаза:
— То, о чем я должен с тобой поговорить, очень важно. Возможно, это причинит тебе боль. — У него было подходящее к случаю испуганное выражение лица. — Но ты моя жена, и я должен тебе об этом рассказать. Мы уже двадцать два года вместе…
«Всего лишь двадцать, Эрнестито, даже в этом ты начинаешь путаться», — подумала я, но не стала его поправлять, это показалось мне неуместным.
— Ты и Лали — самое главное, что есть у меня на свете, — сказал он со слезами на глазах.
Я сжала его руку и сказала:
— Знаю, Эрнесто.
— Если бы я мог промолчать, не впутывать тебя во все это, клянусь, я бы так и сделал.
— Эрнесто, прошу тебя, доверься мне.
— Дело не в доверии, дело в том, что я не хочу причинять тебе боль.
«Ой, жизнь моя, да причини ты мне наконец немного боли и давай разом покончим со всем этим!» — подумала я, а вслух ответила:
— Эрнесто, я кажусь слабой женщиной, но внутри я очень сильная. И потом, я всегда буду с тобой, Эрнесто.
— Спасибо, любовь моя.
Он произнес «любовь моя»! Эрнесто никогда не называл меня своей любовью, даже когда уговаривал лечь с ним в постель в первый раз. Самое нежное, что он говорил мне за всю жизнь, это — «я тоже» в ответ на мое «люблю тебя». «Давай, Эрнесто, скажи, что именно „ты тоже“?» — разочарованно спрашивала я его в первые годы. Позже я привыкла к его молчанию. Эрнесто немногословен по натуре. А тут ему приходится ходить вокруг да около, чтобы рассказать мне о Твоей.