Итак, точно известно: две эти женщины в своих показаниях утверждали, будто Алисия была любовницей Эрнесто.
— О'кей, они могут говорить все, что угодно, а ты заявишь, что в ту ночь мы вместе смотрели «Психо», и я отвечу то же самое, когда меня спросят, — сказала я. И добавила, стараясь казаться спокойнее, чем была на самом деле, чтобы подбодрить его: — У нас есть алиби, любимый!
— Ты скажешь, что смотрела «Психо» по телевизору в гостиной, тогда как я спал наверху, — поправил он.
Об этом мы не договаривались.
— Я не хочу оказаться в дураках. Если меня спросят что-нибудь о фильме, я могу запутаться. А вот ложь насчет сна проверить трудно, — объяснил он.
Это мне показалось довольно разумным. Ладно, приходится признать, что Эрнесто не дурак. Ясное дело, он мужчина и может спутать Тайрона Пауэра с Мэлом Гибсоном. В общем, его предложение сути дела не меняло. Потому что если бы Эрнесто выходил из дома, то я должна была бы это увидеть. Хотя на самом деле Эрнесто действительно выходил из дома и я действительно это видела. «Think in English» от миссис Кертис. Но с условиями нашего алиби все было хорошо. Все, кроме выражения лица Эрнесто, которое могло напрочь похоронить любое алиби. Цыпленок в апельсинах остывал на тарелке.
— Боюсь, они подумают, что ты просто меня покрываешь.
— Ой, Эрнесто, не будь таким мрачным! Эти вообще думать не умеют.
Основной проблемой по-прежнему было то, что не существует других подозреваемых. А полиция у нас действует все хуже и хуже. Хватают первого, на кого им укажут, и больше ничего не расследуют. Так что единственный подозреваемый, ясное дело, находится не в самом приятном положении.
— Нужно придумать еще нескольких подозреваемых, создать их, — предложила я.
Эрнесто был против, он сказал, что мне всегда приходят в голову безумные идеи, что если мы начнем такое придумывать, то потом это может обернуться против нас, что ни в коем случае не надо ничего такого делать. Так он говорил. Но на его лице было написано совсем другое. Так что я настаивала:
— У этой девушки были какие-нибудь враги?
— Нет, ее все любили.
«Кроме ее племянницы», — подумала я.
— Кто унаследует ее имущество?
— Не знаю, наверное, родители, у нее же не было детей.
«Зато была племянница», — снова подумала я, но ничего не сказала.
— То есть, в принципе, если исключить денежные мотивы и личные счеты, то остается только преступление на почве страсти. — Мои слова прозвучали как фраза из криминального телесериала.
— Тут-то я и попадусь, — поторопился добавить Эрнесто.
— Потому что ты один. Нужно приписать этот мотив еще кому-то.