Чтобы не мешать движению, Никитин прижался к стене. Будучи не в силах преодолеть нахлынувшего чувства неудовлетворенности, он повернул против течения, пробился к заводскому скверику и опустился на скамейку.
Привыкнув к самоанализу, к проверке даже произвольно возникающих настроений, Никитин задумался над тем, почему только один вид Дусиного счастья привел его в такое отвратительное состояние.
На соседнюю скамью сели двое рабочих. Закурили. По их рукам Никитин заключил: металлисты. Один из них спросил:
— Ну, как у тебя с алгеброй?
— Да как, — глубоко затянувшись папиросой, повторил другой, — трудно. Курить вот начал, помогает. У станка устанешь — как-никак норму выполнить надо. Приходишь домой — жена, дочка. Им тоже надо уделить время. Потом алгебра…. Закуришь и ничего — вроде проясняется…
Никитину тоже нестерпимо захотелось курить. Он встал и направился к проходной. Народу было меньше. Выбравшись на площадь, он купил пачку «Казбека» и пошел в парк.
Аллеи парка были покрыты мягкими коврами медно-красного и желтого листа. Небо синее и холодное, а слабые дуновения ветра теплые.
«Так в чем же причина моего скверного настроения?»- думал он, закурив папироску. Он шел по аллее и ворошил ногами палый лист. Тема, затронутая им, была труднее алгебры; он прикурил от первой вторую папиросу, но ничего «вроде не прояснилось».
И вдруг, когда Никитин, наблюдая за стаей грачей, почти забыл затронутую тему, со всей ясностью он вспомнил кабинет Ведерникова, вопрос Забалуевой: «А ты как считаешь, семью надо сохранить?» — и причина его неудовлетворенности стала ясна. Не так все просто было в семейном конфликте Жарковых, Здесь подоплека разрыва лежала глубже. Пелагея Дмитриевна, душевный человек, мать девятерых детей, не поняла существа конфликта. Желание во что бы то ни стало сохранить семью, сгладить противоречия смазало большую и важную тему — доверия, правды и внутренней чистоты. Дуся отлично сформулировала свое обвинение: «разработанная технология». Это очень хорошее, точное слово. Она просто не знала, что есть этому прямое определение — пошлость! Она восстала против пошлости и против лжи. Это был бунт, а не мелкая ссора супругов, о которой принято говорить: «Милые бранятся — только тешатся».
Будет ли теперь Дуся счастлива?
«Боюсь, что нет, — мысленно рассудил он. — Зародившийся червячок сомнения не погиб, он ушел внутрь, притаился до случая. Как жаль! Дуся такой чистой души человек».
Заметив Холодову, она шла по боковой аллее парка, направляясь к нему, Никитин встал и пошел навстречу.