Когда начинало темнеть, девочки уходили. Меня уставшего и набегавшегося за день, мама брала на руки и относила в уже расправленную кровать. Чуть дрожала занавеска от ветра, и в окно светила желтая луна. Гулко лаяли сельские собаки и шумели яблони в саду. Под лай собак и шум яблонь я засыпал.
С поляками мы почему-то не общались. Они вели какой-то странный и замкнутый образ жизни. Выращивали виноград и делали вино. Устраивали какие-то свои праздники плодородия. Нас – русских – они никогда к себе не приглашали. Немцы же относились к нам гораздо лучше.
Майя научила меня одной немецкой песне. Вот некоторые слова из этой песни:
Deutschland über alles! Über alles in der Welt!
Позже я понял, почему поляки не любили, когда я, шестилетка, иногда попадаясь им на глаза, радостно распевал эту песенку, абсолютно не понимая значения немецких слов.
Другая песня пелась так:
Vom dem Taverne, vom dem Grossen Tor,
Stand eine Laterne…
Позже, спустя практически 15-ть лет, в Германии, во Франкфурте-на-Майне, в одном из немецких магазинчиков, я услышал эту песенку на диске избранных песен Марлен Дитрих. Песенка называется Lili Marlene.
А однажды Майя затащила меня к себе в дом и достала из чемодана на чердаке серый пиджак и такую же серую фуражку. Обдало запахом лекарств и нафталина. Меня особенно поразили серебристые железные кресты и красная повязка на рукаве пиджака с белым кругом, в центре которого был искаженный черный крест. На фуражке был значок изображающий череп.
- Красиво...
- Это секрет. Никому не говори, – прошептала Майя и почему-то поцеловала меня в губы. – Никому не скажешь?
- Никому.
А вечером, немцы жарили шашлыки из свинины, и мы были с мамой у них в гостях. Дед Майи почти до ночи играл на немецкой гармошке русские песни. Он играл и пел «Катюшу», «Темную ночь», «Эх, дороги», и один раз сыграл «Lili Marlene». Когда он пел эту песню, на его глазах блестели слезы.
Фамилия деда Майи была Мархель.
У меня никогда не было отца. Вернее был, но я его не знал. Рядом находился совершенно непонятный мне человек, который никогда со мной ни о чем не разговаривал. И все-таки этот человек был моим отцом.
Этот человек работал на заводе, и приходил домой поздно ночью. От него несло водкой и махоркой. Иногда он засыпал прямо у крыльца веранды, потому, что не мог открыть дверь. Наутро он снова уходил на завод, а мама молчаливо вымывала крыльцо от его блевотины и испражнений.
Как-то я спросил ее, почему она жила с ним. И она ответила мне, что ради меня. Странная женская логика.
Иногда он приходил в агрессивном состоянии и начинал оскорблять маму, и тогда начинались скандалы. Мама выгоняла его, била. Если и было что хорошее в этом человеке, так то, что он никогда не поднял на нее руку. Никогда.