— Слышу звуки тонущего корабля, — передал акустик.
— Где?
— Пеленг два-четыре-ноль. Совсем рядом.
— А шум винтов этой консервной банки слышен?
— Никак нет, господин капитан-лейтенант.
— Не мог же он сам себя уничтожить!
— Господин капитан-лейтенант, я слышу шум винтов по пеленгу два-ноль-ноль. Похоже на звук дизеля… — Акустик вдруг замолчал. Он, как маленький ребенок, потерял дар речи при виде неожиданного подарка.
— Все ясно. Его утопила наша субмарина. Винклер, готовьтесь к всплытию.
Тайхман выбрался на мостик вместе с первой вахтой. Звездное небо. Холод. Слабый, голубоватый свет северного сияния. Никаких следов эсминца.
— Поднять прожектор.
Рулевой передал на мостик прожектор. С помощью световых сигналов была установлена связь с немецкой подлодкой, утопившей эсминец. Через несколько минут субмарины сблизились на расстояние слышимости.
— Этот парень задал нам жару, — крикнул Лютке.
— Мы так и поняли, — ответил командир другой подлодки. — Он так увлекся, что даже не заметил нас.
— Вы атаковали сразу же после того, как его увидели?
— Нет, черт возьми. Он был так любезен, что остановился и подставил свой борт прямо под мои торпеды. Я с эсминцами не дерусь.
— Ну что ж, удачной охоты.
— И вам того же.
Внизу, у рубки, появились маленькие красные огоньки. Подвахтенные собрались под «деревенской липой» покурить. Они помогли вытащить из люка тело Карлса, завязанное, словно пакет, и бросили его за борт. Старший квартирмейстер поставил на карте крест, подписал долготу и широту, дату и время по судовым часам. «Три часа под ударами глубинных бомб», — записал в боевом журнале командир.
Внешнюю крышку торпедного аппарата номер четыре заклинило. Подводники чинили ее в три смены: старпом с помощником боцмана; два мичмана; торпедист и старший матрос.
Вода была ледяная. Но хуже всего была замерзшая палуба. Когда работы только начались, обнаженные моряки подумали, что просто не смогут пройти эти два метра от рубки до носа — холод убьет их. Колени голых ног не сгибались; они боялись, что, одолев половину этого расстояния, просто встанут и замерзнут на месте; сама мысль о том, что им придется идти босиком по покрытой льдом палубе, была невыносима. Но на мостике стоял командир. Они чувствовали его взгляд на своих спинах, и им вовсе не хотелось услышать его ядовитые замечания в свой адрес, достаточно было взгляда.
Оказавшись в воде, они поначалу чувствовали облегчение — вода была теплее воздуха. Но через несколько секунд их охватывал ледяной холод, и, если бы на мостике не стоял командир, глядя на часы, они бы тут же бросили работу и выскочили на палубу. Как бы то ни было, они работали с остервенением, ибо знали, что пытка будет продолжаться до тех пор, пока эта проклятая крышка не откроется.