Она была как мед ― мягкая, теплая, сладкая. Он раздвинул губами ее губы. Она не сопротивлялась. Наоборот, немного прижалась к нему.
Он еще крепче обнял это прелестное создание, чувствуя, как желание овладевает им. Его рука двинулась по ее телу.
Боже, какое удовольствие целовать и ласкать ее.
Какое сладкое, соблазнительное тело приникло к нему, послушно ему, манящие губы ― вот они, здесь...
С трудом Алексеус оторвался от нее, собрал силы и с удивлением услышал, что его голос звучит почти обычно:
— Вы все еще хотите уйти, Кэрри?
Она смотрела на него — зрачки расширены, губы немного приоткрыты. Он видел пульсирующую жилку у основания ее шеи, слышал стук ее сердца у своей груди и чувствовал ее отвердевшие соски.
Она не отвечала.
С ощущением триумфа он вновь приник к ее губам.
Кэрри лежала рядом с Алексеусом, касаясь его сильного стройного тела. Казалось, ее мозги расплавились, а тело все еще пылало и пульсировало воспоминаниями того, что она только что испытала.
Нечто страстное, пылкое и горячее, какое и вообразить невозможно!
О боже, это было потрясающе, ошеломляюще! Неправдоподобно прекрасно!
Я никогда не думала, что такое возможно! Никогда!
Что так случится, стало понятно, когда они оказались в отеле. Кэрри не противилась ходу событий. Почему нет? Эти слова ей весь вечер повторял ее провокатор — внутренний голос. Но теперь, когда она лежала рядом с человеком, от одного взгляда на которого она задыхалась от волнения, в ее голове крутилась совсем другая мысль.
Боже мой, что я делаю... Что я такое делаю?
Но ведь она знала — прекрасно знала — что именно делает. Весь вечер знала. Знала и слушала, искушающий голос. Знала в решающий момент. Остаться? Это был единственный вопрос.
А как бы она поступила, если бы Алексеус не поцеловал ее?
Неизвестно. Потому что он поцеловал. И в тот момент, когда его длинные прохладные пальцы оказались в ее волосах, для нее уже не существовало проблемы выбора.
Она не должна сожалеть о происшедшем... она и не сожалела — сейчас, лежа рядом с этим фантастическим мужчиной, увлекшим ее в мир сказочных наслаждений, в мир неведомого чувственного счастья! В мир, где каждое прикосновение вело дальше и дальше, дарило больше и больше, так, что весь мир, вся планета умещались в ней, все внутри расцветало невероятной радостью, и казалось, эту бурю чувств можно не пережить, можно не вынести.
Только один человек способен вызвать в ней такие чувства. Человек, к которому она прильнула, к которому взывала, которого изо всех сил прижимала к себе, и тело ее тянулось к нему — чтобы быть ближе, чтобы уловить больше и еще больше этого немыслимого блаженства.