Имперские сыщики молчали.
— Вартонус, слышал про такого? — спросил Пескара.
— Приходилось.
— Он из имперской безопасности. Я иногда продавал ему… то, се… так, по мелочи. Как говорится для личных нужд. В тот раз он приехал вместе с Шустряком и еще одним землянином. Я его раньше не видел.
— Посмотри, не этот? — спросил Монлис, показывая фотографию Бриско.
Пескара обернулся и взглянул на фотографию.
— Он.
Салис задумался. Пескара терпеливо ждал.
— Свободен, — скомандовал Салис.
— Ты дал слово, — напомнил Энрике, подняв указательный, палец и открыл дверцу. — Слово, — повторил он стоя на асфальте.
— У тебя есть сутки, — сказал Салис. — Через тридцать часов я заявляю, что видел тебя на Адмиралтейской и выезд из Альверона для тебя будет закрыт.
— Чао-о-о! Э-эх-х-х-х… Милашка… — мечтательно выдохнул Монлис. Энрике посмотрел на Монлиса и сплюнул на асфальт.
Имперские сыщики взглядом проводили испанца до дверей бара. Как только торговец оружием скрылся из вида, Салис завел машину и тронулся с места.
— Как ты его вывел на улицу? — спросил Лоун.
— Я его поцеловал.
Старинные настенные механические часы приглушенно пробили четверть первого ночи. Мерное потикивание отсчитывало секунды, секунды выстраивались в минуты, минуты тянулись в часы, счет которым Тайлон уже давно потерял.
Под окном от остановки тихо отъехал монорельсовый поезд. Наверное, последний этой ночью. Молчун поднес к губам бутылку кальвадоса и сделал большой глоток. Он не спал уже четвертые сутки. Третьи сутки доктор Шнайдер не отходил от его ребенка. Вчера сыну стало хуже. Шнайдер переехал из гостиницы в дом Молчуна. Как только мальчик издавал малейший звук, Шнайдер подскакивал из кресла и склонялся над пациентом. Пока что изменений не было ни в лучшую, ни в худшую сторону.
Шнайдер имел дипломы терапевта и психолога. Гипноз он изучал уже после университета. Нельзя сказать, что это было. Хобби или призвание, а может крик души…
Уже пятнадцать лет доктор Шнайдер вытаскивал людей, детей и взрослых, мужчин и женщин, с той стороны зеркального стекла. И пять лет, как перебравшись на Фербис, он делал то же самое с фербийцами. Коллеги над ним подшучивали, считали что он не совсем в себе. Причина насмешек крылась не в его желании помочь сошедшим с ума, а в методе. С каждым новым пациентом Шнайдер погружался в новый мир кошмаров. Он проникал в подсознание больного и блуждал в темных лабиринтах, в поисках причины тяжелого недуга. Шнайдер лечил не просто сумасшедших. Шнайдер лечил тех, кого с ума свели. Стрессовые ситуации, душевные трагедии, самовнушение, а с недавних пор гипноз, психотронная обработка.