Оптина. Вообще никого. На второй день уже начали всех расспрашивать.
Оказывается, местные на танцульки вообще не ходят, только из окрестных
деревень. И в 21.00, как Золушки, облегченный вариант, фьють, и по домам. И
хоть ты замуж их бери, не удержишь. Вы что, говорят. Это самое безопасное и
самое жуткое место в округе, говорят. Кладбище ходячее.
— Михалыч, стоп машина. Я здесь сутки по объектам скачу. Где тут кладбище?
— Ну, не кладбище. Я просто не знаю, как сказать. Слов у меня нету, —
прошептал Михалыч. — По слухам, сюда бандюки какие-то прибыли, из этого
вашего… Лениногорска, что ли. Буржуев почистить. Прибыли, а не убыли. До сих
пор ищут. А мне теряться не хочется. У меня внучка, не говорю уж — вторая дочь
на выданье.
Михалыч ненадолго умолк, сунув в рот ком из нескольких пластинок балыка и
сыра. Кажется, он не дурковал, и в самом деле был близок к истерике. Денис
добил итоговую рюмку, затем, чтобы снизить градус беседы, махнул официантке и
ткнул пальцем в свою чашку. Аждахаевский экстрим: одни в ночи водку глушат,
другие — коньяк с кофе. А кругом, выходит, кладбище.
Михалыч, тоскливо размышлявший глазами в рюмку, вполголоса продолжил:
— Пока по делам говоришь — нормально. А по улице пройдешь или на вольные темы
переключишься — как с инопланетянами какими-то. Вот ей-богу. Щечками белыми
блестят и моргают раз в минуту. А ночью — хоть транквилизаторами нажирайся.
Улицы пустые, ни одна собака не гавкнет, и тишина такая, что бошку ломит — вот
здесь, за ушами. И пожаловаться, бляха, некому. Ты первый человек, с кем я за
эти дни нормально побазарить могу. А до того был как этот… Как эфиоп в
эстонской бане. Все тихие, трезвые и работящие. Роботы.
— Может, ваххабиты? — посмеиваясь, предположил Денис. Только посмеивался он
уже на автомате.
— Не знаю. Ну, какие ваххабиты. Они же бородатые. А эти наоборот. Мужики
лысые, бабы — будто неделю после эпиляторов. И кожа у всех как шлифованная. И
будто светится, заметил?
— Так это же здорово.
— Ага. Сказка в картинках. Я нюх топтал такой вот красоте. Это когда с
девушкой, значит, на природе под березкой сидишь, сумерки, у березы тело
светится, и у девушки все тоже — вот тогда да, здорово. А когда мужик моих лет
идет и будто фосфора объелся… Или собака Баскервилей эта… — Михалыч
незаметно, из-под мышки, ткнул пальцем в официантку, неспешно проплывшую по
дальней стене.
— А может, они нарки все? — подбросил Денис идею совсем затосковавшему
собеседнику. — Поэтому странные, бледные и трезвые. А пляски вокруг воды —
прикрытие. Я слышал, что в первую голову линии с шипучкой закупали бандюки,