Он тяжело поднялся на ноги, думая о Лизбет, Шарон, Доротее. Умерли, все они умерли. Только он, Бек, задержался; точнее, часть его задержалась — старые кости, высохшая плоть. Спертое, несвежее дыхание. Кровь цвета пемзы. Звуки без слез и смеха. Просто звуки.
Он шел впереди, она следом — на сцену, где стояла еще не упакованная в ящик консоль. Бек протянул ей свои перчатки и сказал:
— Я понимаю, что они не ваши, и учту это. Но все-таки сделайте все, что можете.
Она медленно натянула их, разглаживая каждую морщинку.
И села перед консолью. Бек увидел в ее глазах страх и восторг. Ее пальцы вспорхнули над консолью. Опустились. Отлично, это «Девятая» Тими! Звуки взлетали и воспаряли, и с лица девушки исчез страх. Да. Да. Он играл ее по-другому, но — да, именно так! Она пропускает музыку Тими через свою душу. Потрясающая интерпретация. Возможно, она немного фальшивит, но почему бы и нет? Не те перчатки, никакой подготовки, странные обстоятельства. Но как дивно она играет! Зал наполнился звуками. Теперь Бек слушал не как критик; он стал частью музыки. Его пальцы тоже шевелились, мышцы подрагивали, тянулись к педалям и клапанам, активировали прессоры, словно он сам играл руками девушки. А она продолжала в полную силу, воспаряя все выше и выше, и уже совсем не боялась. Еще не совершенная артистка, но как прекрасно, как удивительно прекрасно! Она заставляет этот мощный инструмент петь, используя все его возможности. Акцентирует это, чуть тише играет то. О да! Музыка целиком поглотила Бека. Сможет ли он заплакать или слезные протоки совсем атрофировались? Бек с трудом выносил ее исполнение, таким прекрасным оно было. За долгие годы он все забыл. Он так давно не слышал чужого исполнения. Семьсот четыре раза поднимался он из могилы ради своих бессмысленных выступлений. Но теперь он слышит возрождение музыки. Когда-то так было постоянно — союз композитора, инструмента и исполнителя, выворачивающий душу, объединяющий всех. Для него все это в прошлом. Закрыв глаза, Бек играл ее руками, ее душой. Когда замерли последние звуки, он ощутил блаженную опустошенность, возникающую только после того, как ты полностью отдашься искусству.
— Это прекрасно, — произнес он, когда наступила полная тишина. — Это было просто восхитительно.
Голос его слегка дрогнул, а руки все еще дрожали. Он не решился аплодировать, но потянулся к девушке, и на этот раз она взяла его за руку. Бек некоторое время удерживал ее прохладные пальцы, потом легонько потянул, и девушка пошла за ним в гримерку. Бек лег на диван и объяснил ей, что нужно разбить после того, как она его отключит, чтобы он не испытывал боли.