* * *
Дверь учительской снова хлопнула. Акимару-сан выглядел расстроенным и подавленным.
— Хаято, пойди, собери свой портфель. Едем домой — надо поговорить.
— Хорошо, тоо-сан, — сказал парень, с неохотой отпуская младшего брата, которого все это время обнимал за плечи.
«Какая же я все-таки свинья», — подумал Тетсу, глядя ему вслед.
* * *
По дороге к машине Акимару-сан и Хаято шли молча. Отец иногда оглядывался, словно пытаясь убедиться, что парень идет за ним. Они встречались глазами, и Хаято отводил взгляд. В машине он нарочно делал вид, что рассматривает проплывающие за окном витрины магазинов, маленькие вывески ресторанчиков и забегаловок. Хаято знал: отец непременно захочет поговорить о его ориентации, раз уж завуч ему обо всем напел. Больше всего Хаято боялся, что теперь отец прогонит его прочь. Так уже случилось с отчимом, который поставил матери Хаято условие: либо ее сын будет учиться в интернате в другом городе, либо они разведутся. Конечно же, любая мать должна была оскорбиться таким предложением, послать мужчину куда подальше и гордо удалиться из его жизни вместе со своим сыном. Но Аяко была по уши влюблена в своего нового мужа и даже подумать не могла о разводе, а вместо этого быстренько сплавила Хаято в Японию.
Хаято не волновался насчет того, если ему придется снова жить самому: он умел работать, и был уверен, что сможет прожить и без отцовской опеки. Больше всего ему жаль было терять семью, любящую и заботящуюся о нем, как никогда. Даже Тетсу, этот мелкий наглый обманщик, даже он по-своему заботился о брате, и Хаято это чувствовал.
«Если он сейчас скажет мне убираться, я найду, куда пойти. Только вряд ли где-то еще мне будет так же хорошо, как здесь…»
— Ты голоден? — Акимару-сан прервал его размышления.
Хаято вздрогнул и, сбросив с себя оцепенение, посмотрел на отца.
— Что? — переспросил он.
— Я говорю, ты голоден? Можем заехать куда-нибудь поесть.
Парень, все еще одетый в матроску, оглядел себя, потом с удивлением поднял глаза.
— В таком виде, ты имеешь в виду?
Акимару-сан пожал плечами.
— Ну, в школу же ты так пришел, значит, можешь и в кафе посидеть.
— То есть… — Хаято нашел в себе смелость улыбнуться, — ты не сердишься?
— Не то, чтобы я совсем не сердился, но выглядишь ты забавно, — усмехнулся отец. — А что прикажешь делать, если сын вырядился в женскую форму: не плакать же?
— То есть, ты готов это принять? — Хаято был более чем удивлен.
— Нет, конечно же, я не разрешу тебе разгуливать в девчачьей матроске по городу. Но, так и быть, можешь носить ее дома, если тебе так нравится.